48  

— Нет уж, дудки! — сказал Хатчмейер и бросил штурвал, чтобы, чего доброго, и в самом деле не уплыть в Атлантику. Он стал вглядываться в темноту, потом посмотрел на компас. В этот миг «Ромэн дю Руа» круто развернуло; поток воды обрушился на палубу и хлынул в кубрик. Хатчмейер с руганью припал к штурвальному колесу. В темноте рядом с ним завизжала Соня, от страха или от восторга — Хатчмейер не знал и знать не хотел. Он был профан в мореходстве, но все же смутно припомнил, что в шторм вроде бы убирают паруса. Штормы надо пережидать.

— Держи колесо! — крикнул он Соне и пошлепал в каюту за ножом. Когда он вылезал, новая волна накрыла кубрик и хлестнула ему в лицо.

— Это тебе зачем? — спросила Соня. Хатчмейер взмахнул ножом и схватился за леер.

— Чтоб нам в берег не врезаться! — прокричал он, когда яхта вдруг бешено понеслась вперед. Он прополз по палубе, рубя канаты направо и налево, и вскоре забарахтался среди обвисшей парусины. Когда он высвободился, яхту уже не мчало; она плясала на месте.

— Ну и зря, — сказала Соня. — Мне все это здорово нравилось.

— А мне нет, — сказал Хатчмейер, вперившись взглядом в темноту. Понять, где они находятся, было невозможно. Небо нависло черным пологом, а огни вдоль берегов куда-то подевались. Деться им было некуда: стало быть, яхта в открытом море.

— Господи, — угрюмо сказал Хатчмейер. Соня весело играла со штурвалом. Шторм, океан, темная ночь — приключение хоть куда. Это будило в ней боевой настрой — есть с чем помериться силами. Кроме того, уныние Хатчмейера было ей на руку. Вот она и отвлекла наконец его мысли от Пипера, а заодно и от самой себя. Шторм на море не благоприятствует соблазнителям, и попытки Хатчмейера в этом направлении были довольно неуклюжи, тем более что Соня сразу налегла на шотландское виски. И теперь, когда их вздымало и опускало на волнах, она была в море как дома.

Пересидим шторм и осмотримся, — сказал Хатчмейер, но Соня жаждала действия.

— Запусти мотор, — сказала она.

— За каким чертом? Мы же не знаем, где мы. Еще угодим на мель.

— Мне нужно, чтоб ветер трепал мои волосы и пенные брызги летели в лицо, — продекламировала Соня.

— Пенные брызги? — сипло переспросил Хатчмейер.

— И чтоб настоящий мужчина твердо стоял у руля…

— Мужчина у руля — это можно, — сказал Хатчмейер, отбирая у нее штурвал.

— Да, настоящий мужчина — соль в жилах и сердце как парус. Чтоб заиграла кровь.

— Кровь чтоб заиграла, — проворчал Хатчмейер. — Погоди, вот напоремся на скалу — заиграет у тебя кровь. Черт меня дернул тебя послушаться. Это же надо — выйти в море в такую ночь.

— А ты бы не меня слушал, а прогноз погоды, — сказала Соня. — Прогноз погоды надо слушать, а не меня. Я всего-то и сказала…

— И так помню, что ты сказала. «Давай покатаемся по заливу». Называется «всего-то».

— Вот и катаемся. Бросаем вызов стихиям. По-моему, так просто все замечательно.

Хатчмейер не видел в этом ничего замечательного. Мокрый, иззябший и замызганный, он держался за штурвал и выискивал глазами в темноте береговую линию. Ее нигде не было.

«Шла бы ты к стихиям со своим вызовом», — горько думал Хатчмейер и удивлялся, почему женщины вообще так легко отрываются от действительности.

* * *

Его размышления нашли бы отклик в душе Пипера. Бэби и впрямь преобразилась. Вместо чуткого и восприимчивого существа, описанного в его дневнике, перед ним была необычайно хваткая, напористая женщина, во что бы то ни стало решившая вытащить его из дому среди ненастной, совершенно не располагающей к бегству ночи. Вдобавок она твердо вознамерилась бежать вместе с ним; а такой поступок, на взгляд Пипера, настолько ухудшил бы его натянутые отношения с мистером Хатчмейером, что тут, пожалуй, и бегством не спасешься. Он излагал это Бэби по пути вслед за нею из гостиной в холл.

— Но ведь не можем же мы так просто уйти вдвоем среди ночи? — возражал он, остановившись на мозаичном изображении котла кипящей целлюлозы. Хатчмейер сверлил его глазами с громадного портрета на стене.

— Почему не можем? — спросила Бэби, чей мелодраматический накал под этими возвышенными сводами, казалось, еще усилился.

Пипер поискал убедительный ответ и не нашел ничего лучше, чем сказать, что Хатчмейеру это, очевидно, не понравится. Бэби зловеще расхохоталась.

— Ничего, проглотит, — сказала она, и прежде чем Пипер успел заметить в ответ, что такое испытание глотательных способностей Хатчмейера чревато убытками лично для него, Пипера, и что он все же предпочел бы дальше морочить Хатчмейеру голову насчет авторства «Девства», нежели рисковать куда больше, сбежав с его женой. Бэби снова схватила его за руку и потащила вверх по ренессансной лестнице.

  48  
×
×