Путешествие с Чарли в поисках Америки

Мне понадобилось без малого четыре часа, чтобы проехать города-близнецы. По слухам, некоторые районы в них очень красивы. Золотую долину я так и не нашел. От Чарли проку было мало. Он не имел ничего общего с расой, которая способна создать нечто такое, от чего ей самой надо спасаться бегством. Ему не требуется улетать на луну от земного окаянства. Вынужденный сталкиваться с нашей дуростью, Чарли так ее и оценивает: дурость есть дурость.

За эти сумасшедшие часы я, вероятно, в какой-то момент еще раз переехал через реку, потому что теперь Росинант опять мчался по федеральному шоссе 10, которое вело по левобережью Миссисипи на север. Когда мы снова выехали на вольный воздух, я, совершенно измученный, остановил Росинанта у придорожного ресторана. Ресторан оказался немецкий, и в нем было все, что и должно быть в таком заведении: сосиски, колбасы, кислая капуста и ряд глянцевитых пивных кружек, висевших над стойкой без употребления. В этот час я был там единственным посетителем. Встретила меня официантка – отнюдь не Брунгильда, а нечто худощавое и темное лицом – не разберешь, то ли юное, чем-то опечаленное существо, то ли разбитная старушка. Я заказал Bratwurst [²²] с кислой капустой и своими глазами видел, как повар сорвал целлофановый чехольчик с сардельки и бросил ее в кипяток. Пиво подали консервированное. Bratwurst была отвратительна, а капуста – издевательски водянистое месиво.

– Не знаю, может, вы посоветуете, как мне быть? – спросил я древне-юную официантку.

– А в чем дело?

– Да я, кажется, заплутался.

– То есть как это заплутался?

Повар просунулся в кухонное окошко и налег голыми локтями на раздаточный стол.

– Мне надо в Соук-Сентр, а я никак туда не доберусь.

– А едете вы откуда?

– Из Миннеаполиса.

– Так как же это вас занесло на левый берег?

– Наверно, я и в Миннеаполисе плутал.

Официантка посмотрела на повара.

– Он заплутался в Миннеаполисе, – сказала она.

– В Миннеаполисе нельзя заплутаться, – сказал повар. – Уж поверьте мне, я оттуда родом.

Официантка сказала:

– Я хоть сама из Сент-Клауда, но в Миннеаполисе не заплутаюсь.

– Значит, у меня особые таланты в этой области. Но все-таки до Соук-Сентра мне добраться надо.

Повар сказал:

– Если он будет ехать по шоссе, то не заплутается. Вы же на Пятьдесят втором. Переедете через реку у Сент-Клауда и так и держитесь Пятьдесят второго.

– Разве Соук-Сентр тоже на Пятьдесят втором?

– А где же еще? Вы, наверно, нездешний, если плутали в Миннеаполисе. Мне завяжи глаза, я там не заплутаюсь.

Я сказал несколько раздраженно;

– А в Олбани, а в Сан-Франциско?

– Я там сроду не был, но ручаюсь, что все равно плутать не буду.

– Я была в Дулуте, – сказала официантка. – А на Рождество поеду в Су-Фоле. У меня тетка там живет.

– Разве в Соук-Сентре у тебя никого нет? – спросил повар.

– Как нет – есть, да ведь это недалеко отсюда. А хочется подальше, вот как он говорит – Сан-Франциско. Брат у меня служит во флоте. Они сейчас в Сан-Диего. А у вас есть кто-нибудь в Соук-Сентре?

– Нет, просто хочу посмотреть город. Это родина Синклера Льюиса.

– А-а, да! Там есть такая вывеска. Туда многие ездят вот так же, посмотреть. А городу от этого прибыль.

– Он первый мне рассказал про эти места.

– Кто?

– Синклер Льюис.

– А-а, да! Вы с ним знакомы?

– Нет, только читал.

Еще секунда, и она бы спросила: «Что?» Но я пресек ее:

– Значит, переезд у Сент-Клауда и дальше по Пятьдесят второму?

Повар сказал:

– По-моему, этот, как его… там больше не живет.

– Да, я знаю. Он умер.

– В самом деле?

Да, действительно, в Соук-Сентре была доска с надписью: «Здесь родился Синклер Льюис».

Я почему-то не стал задерживаться в этом городе и сразу свернул на шоссе 71, к Уодене. Скоро совсем стемнело, а я все еще ехал и ехал, стараясь поскорее добраться до горда Детройт-Лейкса. Передо мной неотступно стояло лицо – худое, сморщенное, как яблоко, слишком долго пролежавшее в бочке, и на этом лице была печать одиночества, мучительной тоски одиночества.

Я был с ним не так уж близок, а в те дни, когда он шумел и слыл «красным», и вовсе его не знал. В последние годы жизни он несколько раз звонил мне, приезжая в Нью-Йорк, и мы с ним завтракали в «Алгонкине». Я называл его мистер Льюис и мысленно до сих пор так называю. Пить он уже не мог и от еды тоже не получал удовольствия, но глаза его то и дело поблескивали сталью.

---

22 жареная колбаса (нем.)