В туманном зеркале

Когда он вышел из здания вокзала, битва на небесах уже разгорелась всерьез: молнии с грохотом раздирали небо и обрушивали громы на крыши. Город, замерший, насторожившийся, похожий на черно-белую гравюру, пах по-деревенски озоном, травой и влажной листвой, что предвещало близкий дождь. Франсуа побежал бегом, чтобы не попасть под ливень, но ливень застиг его прежде, чем он успел добежать до противоположного конца площади – прямо посередине. Не потоки воды, а один плотный поток хлынул на Франсуа с яростным и равномерным гулом водопада, будто суровое возмездие природы, которая иногда карает без конца досаждающих ей людей. За всю его жизнь не обрушивалось на Франсуа столько воды, и домой на бульвар Монпарнас он вернулся промокший до костей. Франсуа зажег свет. Дом без Сибиллы был, как всегда, пустым и грустным. Франсуа присел на край кровати, огляделся, пожалел себя немного и стал искать полотенце, чтобы вытереться, и что-то сухое, чтобы переодеться.

Вот уже примерно с месяц Сибилла не наводила порядок в его гардеробе, твердо заявив, что больше не намерена тратить силы на эту неблагодарную работу. Что ведет он себя, как неряха-подросток или взрослый, которому совершенно наплевать на старания других. Поэтому она и пальцем больше не шевельнет и не будет без конца убирать за ним.

Однако один вполне пригодный для выхода темный костюм у него остался, предназначался он для театральных премьер, обедов с иностранными издателями и первых причастий, на которых ему приходилось бывать ежегодно благодаря семейству Сибиллы, состоящему из тридцати девяти взрослых и примерно шестидесяти детей (тридцать из них были пуатовенцами, а тридцать – славянами), – обе ветви жили совершенно независимо друг от друга, но одинаково гордились своей редкостной плодовитостью. «Я из семейства кроликов, – смеясь, говорила Сибилла, – и не просто кроликов, а очень набожных кроликов: и пуатовенцы, и славяне одинаково плохо говорят по-французски, так что телевизор смотреть им скучно, и любовь для них единственное развлечение, они занимаются любовью, но ничего не делают, чтобы избежать последствий… Похоже, что обе мои невестки соревнуются, кто скорее… Настоящее сумасшествие, правда? Просто жуть! Думаю, что их мужьям эта любовь уже поперек горла!» Сама Сибилла тоже выросла под сенью деревенских лип и в юности сильно отставала от современных нравов: ее первым любовником стал тот, кто был ее первой любовью.

Глава 9

Была уже половина восьмого, а между половиной девятого и девятью он должен был быть у Муны. Без четверти девять Франсуа поднимался по лестнице. Взглянув в зеркало, он нашел себя вполне элегантным, несмотря на то, что его ботинки чавкали на каждой ступеньке. Он позвонил и улыбнулся, внезапно обрадовавшись, что сейчас увидит Муну, старинную свою приятельницу. Муна открыла дверь, темное шерстяное платье классического покроя удивительно шло ей. «Воплощение семейных добродетелей», – подумал Франсуа. Она радушно усадила его в просторной гостиной и предложила выпить виски.

– Сегодня без «Бисмарка», – сказала с улыбкой Муна, – мой дорогой Курт отдыхает.

О «Бисмарке» таким образом вопрос был закрыт. Себе Муна налила шерри, села напротив Франсуа, и разговор о театре, простой и непринужденный, потек, словно они расстались вчера, словно всегда только и делали, что разговаривали, симпатизируя друг другу. Обстановка гостиной и на этот раз понравилась Франсуа. Единственное, чего ему недоставало, так это запаха рисовой пудры. Наверное, он не чувствовал его из-за насморка, но невольно время от времени искал, потягивая носом, очевидно, не слишком красиво, однако Муна не обращала внимания на его сопенье и увлеченно и очень здраво высказывала свои суждения о пьесе:

– Пьеса прекрасная, – говорила она, – но слишком жестокая… и… и, как бы это сказать, неудачно… не очень удачно выстроенная. Вы не находите?

– Может, и так, пожалуй, вы правы, – промямлил он. – Вот уже почти год, как я… как мы бьемся над ней, стараясь придать ей побольше… побольше живости. Но чем глубже постигаешь ее достоинства, тем отчетливее понимаешь, как трудно ее поставить и надеяться на успех. Огорчительная ситуация, не так ли?

– Ее нужно сократить, – предложила Муна, – и безжалостно! Думаю, что вы и сами это понимаете. Сократить и еще – изменить побудительные мотивы героя. Сделать его менее безупречным – и более смешным. Вы согласны? А что скажет на это… мм… Сибилла?