Материя

— Правда, он чудо? Тил Лоэсп — он такой замечательный! Такой храбрый и отважный, такой властный. Я очень впечатлена им! Ты здесь в надежных руках, Орамен, мой маленький принц-регент. Он тебя обожает. Ты остановился в Большом дворце?

— Да. Хотя пока туда прибыл только мой багаж.

— Значит, первым делом — ко мне! Как это мило! Сюда. Иди познакомься со своим маленьким братиком.

Они вышли на террасу, где пахло благовониями.

* * *

Орамен стоял на высокой башне в громадной впадине, образованной Хьенг-жаром, и смотрел на другое крупное сооружение, которое — если верить инженерам и копателям — грозило вот-вот упасть, окончательно подточенное пенными потоками. Большая часть воды ниспадала от стоящего неподалеку Фонтанного дома, и это здание должно было стать уже вторым, чей конец приблизило необычное сооружение. Башня была узкой, кинжаловидной, но считалось, что фундамент ее пока еще достаточно прочен. Маленькие округлые мостки под ногами Орамена были надеты на кончик этого кинжала, словно кольцо. Здание, на которое он смотрел, тоже было высоким и тонким, но широким, как сабля. Кромки его сверкали в слабом серо-голубом свете Кьезестрааля.

Сияние умирающей звезды сейчас было чуть ли не единственным светом: слабая полоска на небесах, тонкая линия, тянувшаяся за горизонт, к Расселю и дальполюсу. За горизонтом, где несколько дней назад исчезли Клиссенс и Натерли, лишь существо с хорошим воображением могло обнаружить следы их присутствия. Несколько человек — видимо, с особенно острым зрением — утверждали, будто все еще наблюдают слабый красный отблеск.

И все же, подумал Орамен, глазам свойственно приспосабливаться, как и человеческому разуму. В слабом свете Кьезестрааля пейзаж был плохо виден, но большинство деталей оставались различимыми. Ему рассказывали, что, когда две звезды — Клиссен и Натерли — одновременно достигали зенита, наступала невыносимая жара, а сияние становилось нестерпимым для большинства людей. Наверное, лучше жить при таком вот приглушенном свете. Орамена пробрала дрожь, и он поднял воротник, защищаясь от колючего ветра, который разгулялся на вершине башни.

Уже выпадал снег, хотя на земле и не задерживался. Вода в реке была холодной, в тихих заводях у берегов вверх по течению образовывался лед. Поступали сообщения, что еще выше, у истоков, начало замерзать Верхнее Сульпинское море — та часть речной системы, которая первой почувствовала уход с небес двух гелиодинамиков.

Воздух теперь редко бывал спокойным даже вдали от Водопада, где немыслимая масса падающей воды не создавала этих сумасшедших постоянных порывов ветра, которые могли вызывать — и вызывали — периферийные торнадо, способные подхватить и унести людей и оборудование, целые участки железнодорожных путей, поезда и вагоны.

Теперь широкая полоса земли, не получая света от Кьезестрааля, медленно охлаждалась, а остальной континент пребывал в межсезонье. Ветра дули почти постоянно и раскручивали шестерни в чудовищном двигателе атмосферы, пытавшейся сбалансировать холодные и теплые потоки. Возникали многодневные шторма и безумные песчаные бури, которые поднимали целые слои песка и пыли, переносили их на сотни километров, зашвыривали в небеса, лишая землю оставшегося скудного света, и замедляли работы на раскопках, где генераторы, силовые линии и прожектора тщились рассеять мрак, а машины останавливались из-за пыли и песка. Более сильные бури наносили в реку столько песка, что потоки Водопада становились — смотря по тому, откуда пришел ураган, — мышастыми, серыми, желтыми, розовыми или кроваво-красными.

Сегодня не было ни песчаной бури, ни даже облаков, иначе день стал бы темным, как ночь. Река все еще перекатывалась через пороги и сваливалась в бездну океаном воды, рев которой сотрясал землю и воздух. Правда, Орамен обратил внимание, что почти перестал замечать этот шум и привык быстро, не думая, так модулировать голос, чтобы другие слышали его. Даже здесь, в маленьком лагере, разбитом на километровом расстоянии от Водопада, слышался рев могучей стихии.

Жилище Орамена, ранее принадлежавшее архипонтину Хьенг-жарской миссии (старшему из монахов, которые предпочли смерть высылке), состояло из нескольких роскошных вагонов, окруженных рядом жестких, но подвижных стен колючей проволоки: их можно было перемещать по песку и тощим кустарникам следом за вагончиками. Вся система ширококолейных путей была проложена вдоль бездны и представляла собой самый организованный и дисциплинированный район подвижного города. По мере того как бездна отступала и Водопад перемещался вверх по течению, прокладывались новые рельсы. Примерно каждые пятьдесят дней официальная часть Колонии, почти все ее вагоны и пути перемещались следом за Водопадом. Оставшаяся, нечиновничья, часть города — торговцы, горняки, рабочие, бармены, банкиры, поставщики, проститутки, медики, проповедники, актеры и охранники — передвигалась следом за бюрократией, но в собственном ритме.