180  

— Прошу понять, что я не обвиняю тила Лоэспа, — сказал Орамен в конце своей речи. — Я обвиняю тех, кто имеет доступ к его ушам и полагает, что знает о его тайных желаниях. Если Мертис тил Лоэсп и виновен в чем-то, то лишь в том, что не сумел разглядеть в своем окружении людей, не столь достойных и не столь преданных власти закона и всеобщему благу, как он сам. На меня велась самая подлая охота, и мне пришлось убить не одного, а трех человек, только чтобы защитить свою жизнь. Благодаря везению или провидению я избежал участи, которую прочили мне эти негодяи, но вместо меня пострадали непричастные ни к чему люди.

Орамен помолчал, опустив взгляд, дважды тяжело вздохнул и прикусил губу, прежде чем снова поднять глаза. Если присутствующие решат, что он с трудом подавляет рыдания, — что ж, пускай.

— Не прошло и сезона, как я потерял своего лучшего друга в Пурле, при свете дня. Всего четыре дня назад здесь, в темноте шахты, погибло пятьдесят добрых людей. Я прошу прощения у их теней и у выживших за то, что позволил своей молодой доверчивости ослепить меня и не разглядел ненависти, которая мне угрожала.

Орамен возвысил голос. Он чувствовал усталость и боль, в ушах по-прежнему звенело, но он был исполнен решимости не подавать виду.

— Все, что я могу предложить им взамен прощения, на которое надеюсь, — это поклясться, что отныне буду начеку и не стану подвергать опасности окружающих. — Орамен замолчал и оглядел собравшихся. Генерал Фойз и прочие начальствующие лица, назначенные тилом Лоэспом, были обеспокоены происходящим. — И поэтому я прошу всех вас сделаться моими часовыми. Я официально учреждаю стражу из самых надежных ветеранов, присутствующих здесь, чтобы они добросовестно защищали меня и таким образом обеспечили законное преемство власти. Но я прошу всех вас делать что-нибудь посильное для обеспечения моей безопасности и достижения нашей цели. Кроме того, я отправил гонца к фельдмаршалу Уэрреберу, чтобы сообщить о покушении на меня, с просьбой проявить всегдашнюю преданность и выслать сюда отряд отборных войск для защиты всех нас... Вы заняты важнейшей работой. Я поздно прибыл к месту этого великого начинания, но оно стало частью меня, так же как частью вас. И я прекрасно понимаю, что это за привилегия — оказаться здесь в тот момент, когда раскопки приближаются к своему зениту. Я и не думаю учить вас работать. Джерфин Поатас лучше меня знает, что делать; вы лучше всех знаете, как это делать. Я только прошу вас — проявляйте бдительность, ради нашего блага. Клянусь МирБогом, мы здесь делаем великое дело, какого больше никогда не будет в истории Сурсамена!

Он наклонил голову, словно в знак приветствия, а потом, когда не успел еще сесть и когда в глотках присутствующих еще только начал формироваться далекий намек на звук — пока неопределимый, — Негюст Пуибив, сидевший сбоку от возвышения, вскочил на ноги и заорал во все горло:

— Спаси МирБог нашего доброго принца-регента Орамена!

— Да здравствует принц-регент Орамен! — закричали нестройно и громогласно все или почти все.

Орамен в лучшем случае ждал негромких, скупых проявлений уважения, а в худшем — раздраженной тревоги и враждебного недоумения. Поэтому он был искренне удивлен. Пришлось снова глотать слезы.

Он остался стоять и первым увидел, как в шатер вбежал гонец, неуверенно остановился — на мгновение явно обескураженный шумом, — потом собрался с духом и бросился к Поатасу, который наклонил голову, выслушивая послание, что было не так-то просто за непрестанными радостными криками. Наконец он заковылял со своей палкой к возвышению. Охранники в первом ряду — ветераны сарлской армии — встали на его пути, но потом оглянулись на Орамена. Тот кивнул Поатасу и сам пошел навстречу ему, чтобы узнать новость. Вскоре принц зашагал обратно, воздев обе руки.

— Господа, все к своим делам! Объект под площадью, объект, которому мы отдаем всю нашу энергию, артефакт, пролежавший там, вероятно, миллионы лет, проявил признаки жизни! Я приказываю, я прошу вас: за работу!

25. УРОВНИ

«Человеческий фактор» начал свою жизнь как довольно узкий трехмерный корабль дельтавидной формы, похожий на изящно заостренную пирамиду. Будучи преобразован в суперлифтер — тот же буксир, но с благородным названием, — он приобрел некоторую брутальность. Триста метров в длину, прямоугольного сечения, с плоскими боками — от прежней изящной формы почти ничего не осталось.

  180  
×
×