Материя

— Что вы хотите узнать? — раздался внезапно голос корабля.

Холс даже вскочил. Фербин взял себя в руки.

— Корабли октов, — сказал он. — Они действительно там, вокруг Сурсамена?

— Нам это неизвестно, — признался корабль.

— А мортанвельдам сообщили, что окты, возможно, стягивают туда свои силы?

— Было решено сообщить им об этом вскоре после нашего прибытия.

— Ясно, — Фербин понимающе кивнул.

— И как скоро? — спросил Холс.

Корабль помедлил, словно задумавшись.

— Практически сразу же, — сказал он.

— Одновременно с прибытием? — спросил Холс.

— Не совсем.

* * *

— Он умер как воин, и в этом смысле умер хорошо.

Фербин покачал головой.

— Он умер как последний бродяга, Джан Серий, — сказал Фербин. — Как умирали предатели в старину, сломленный и искалеченный, беспомощный в руках негодяев. Он не пожелал бы себе той кончины, что я наблюдал, можешь поверить.

Сестра на несколько мгновений опустила голову.

После первой плотной еды на «Человеческом факторе» они остались вдвоем в гостиной поменьше, устроившись на диванчике в форме синусоиды. Джан Серий снова подняла взгляд.

— И это был сам тил Лоэсп? Я имею в виду...

— Он сделал это своими руками, сестра, — Фербин заглянул в ее глаза. — Он изгнал жизнь из тела отца и доставил ему все мыслимые нравственные страдания — наверное, думал, что физической боли недостаточно. Тил Лоэсп сказал ему, что устроит кровавую баню от его имени и прямо сейчас, на поле боя, и после покорения делдейнов. А потом заявил, что отец совершил это вопреки его, тила Лоэспа, советам, — только ради того, чтобы очернить имя отца! Он глумился над отцом в эти последние мгновения. Сказал, что ставки в игре всегда были крупнее, чем думал отец... Словно тот не превосходил всех дальновидностью!

Джан Серий на мгновение нахмурилась.

— И что, по-твоему, он имел в виду? — спросила она. — Когда говорил, что ставки всегда были крупнее?

Фербин раздраженно хмыкнул.

— По-моему, он хотел унизить нашего отца, говорил, что приходит в голову, чтобы сделать ему больно.

Джан Серий хмыкнула.

Фербин пододвинулся к сестре.

— Он бы хотел, чтобы мы отомстили за него, Джан Серий. Я в этом уверен.

— Я тоже.

— У меня нет никаких иллюзий, сестра. Я знаю, что из нас двоих ты сильнее. Но ты сможешь это сделать? Захочешь?

— Что? Убить Мертиса тила Лоэспа?

Фербин вцепился в ее руку.

— Да!

— Нет. — Она покачала головой, вытащила свою руку из его. — Я могу его найти, пленить, доставить, но отправление правосудия — не моя прерогатива. Пусть он испытает на себе унизительные судебные процедуры и презрение со стороны тех, кем когда-то командовал. Потом ты сможешь навечно бросить его в тюрьму или убить, если у нас на родине это по-прежнему принято, но не мне уничтожать его. Таково положение дел, и я буду действовать на этом уровне только от своего имени. Те приказы, что я получила, не имеют к тилу Лоэспу никакого отношения. — Она протянула руку и сжала пальцы брата. — Хауск был сперва королем, а потом уже отцом. Он не был с нами намеренно жесток и, я уверена, по-своему нас любил, но думал он прежде всего о другом. Он не одобрил бы то, что личную вражду и жажду мести ты ставишь выше нужд государства, которое он сделал великим. И он ждал, что его сыновья будут приумножать это величие.

— Ты попытаешься меня остановить, если я решу убить тила Лоэспа? — с горечью спросил Фербин.

Джан Серий похлопала его по руке.

— Только при помощи слов. Но начну я прямо сейчас. Не старайся умертвить его, чтобы улучшить свое настроение. Пусть его судьба, какой бы она ни была, поможет улучшить твое королевство.

— Я никогда не хотел, чтобы это королевство было моим, — сказал Фербин, отвернувшись и глубоко вздохнув.

Анаплиан смотрела на него, изучая его телосложение, выражение лица: как сильно и как мало он изменился! Конечно, Фербин выглядел более зрелым, чем пятнадцать лет назад, но изменился он не так, как она предполагала, — и возможно, лишь совсем недавно, после убийства отца. Он казался более серьезным, менее занятым собой, менее эгоистичным: бывшие удовольствия и устремления отошли на второй план. У Анаплиан создалось впечатление, особенно после короткого разговора с Хубрисом, что в противном случае Холс никогда бы не последовал за Фербином в такую даль, проявляя такую преданность. Что не изменилось, так это его нежелание быть королем.