Пандора

«И были совершенно правы. Ведь от Германика вы не видели ничего, кроме верности?»

«Истинная правда. Ах, Египет. Какие там храмы, какие статуи!»

«А поющие статуи, – сказала я. – Вы видели, гигантских мужчин и женщин, поющих на рассвете?»

«Да, госпожа, я их сам слышал, – энергично закивал он. – Сам слышал этот звук. Волшебство. Египет весь волшебный!»

«Понимаю…»

По моему телу пробежала дрожь. Я увидела сразу два образа: высокий римлянин в тоге и обгоревшее, коварное существо! Пандора, не отвлекайся!

«А в храме Рамзеса Великого, – продолжал легат, – один из жрецов читал нам надписи на стене. Сплошные победы и битвы. Мы все смеялись, потому что, госпожа, ничто в жизни не меняется».

«А легат Пизон – вы верите этим слухам? Мы можем свободно говорить о слухах, это же не действия?»

«Здесь его все презирают! – сказал легат. – Он был плохим солдатом, только и всего! А Агриппина Старшая, возлюбленная жена Германика, направляется в Рим с прахом полководца. Она официально обвинит легата перед сенатом!»

«Да, очень мужественный шаг, но так и следовало поступить. Если целые семьи будут осуждать без суда и следствия, мы окажемся во власти тирана, не так ли? А ты, наш дружелюбный безумец, ты не согласен? – Люций лишился дара речи. Он побагровел. – А в Тевтобургском лесу, – нежно добавила я, – на мрачной арене нашего поражения, вы видели разбросанные кости наших потерянных легионов?»

«Своими руками хоронил, госпожа! – Легат поднял обветренные ладони. – А кто скажет, чьи кости наши, а чьи – не наши?. Там еще стояла платформа трусливого фискала, госпожа, с которой тот гнусный длинноволосый неряха отдал приказ принести наших людей в жертву своим языческим богам».

Со стороны солдат послышались невнятные звуки, означавшие согласие.

«Я была еще маленькой, – сказала я, – когда пришла весть о засаде против полководца Вара. Но я помню, нашего божественного императора Августа – он в знак траура отрастил волосы, он бился головой о стену и кричал: „Вар, верни мне мои легионы!“».

«Вы и впрямь видели его в таком состоянии?»

«О, много раз, однажды вечером он обсуждал при мне свои идеи, о которых так часто говорят, – что Империя не должна стремиться к дальнейшему расширению своих границ. Ей следует наводить порядок на собственной территории».

«Значит, Цезарь Август все-таки так говорил!» – задумчиво произнес легат.

«Он о вас заботился, – ответила я. – Сколько лет вы сражаетесь? У вас есть жена?»

«О, как же мне хочется домой! – воскликнул легат. – Теперь, когда пал мой полководец. Моя жена поседела, как и я. Я с ней вижусь, когда езжу в Рим на парады».

«Да, при Республике обязательная служба длилась шесть лет, а сейчас сколько нужно драться? Двенадцать лет? Двадцать? Но кто я такая, чтобы критиковать Августа, которого я любила точно так же, как любила отца и покойных братьев?»

Люций видел, что происходит. Он заговорил, брызгая слюной:

«Трибун, прочтите мой указ о неприкосновенности! Прочтите!»

Легат выглядел раздраженным.

Мой брат постарался извлечь максимум из своих ораторских способностей, иными словами – самую малость:

«Она лжет. Она осужденная. Ее семья мертва. Меня призвали свидетельствовать перед Сеяном, так как они пытались убить самого императора Тиберия!»

«Вы обернулись против своей собственной семьи?» – спросил легат.

«О, не утомляйтесь еще и из-за этого, – сказала я. – Этот человек изводит меня весь день. Он выяснил, что я здесь одна, женщина, наследница, и считает, что мы находимся на какой-то нецивилизованной заставе Империи, где без доказательств можно выдвинуть обвинение против дочери сенатора. Дорогой мой безумец, – повернулась я к брату, – обрати внимание: Юлий Цезарь даровал Антиохии муниципальный статус меньше чем сто лет назад. Здесь квартируют легионы, не так ли?»

Я посмотрела на легата, а тот в свою очередь смерил взглядом моего дрожащего брата.

«Что это за указ о неприкосновенности? – спросила я. – На нем стоит имя Тиберия?»

Не успел Люций среагировать, как легат выхватил у него свиток и протянул его мне. Чтобы развернуть документ, мне пришлось убрать руку с кинжала.

«А, Сеян из преторианской гвардии! Так я и знала. Наверное, император вообще об этом не подозревает. Трибун, а вы знаете, что дворцовые гвардейцы получают в полтора раза больше, чем легионеры? А теперь у них появились делатории, наделенные правом обвинять людей в преступлениях за треть собственности осужденного!»