131  

У Дэна бывают какие-то белые пятна в восприятиях. Это я поняла здесь, у Милдред и Эйба. В частности, он не очень чётко видит, что ими руководит, почему их брак такой удачный. Милый застольный собеседник и весёлый бильярдист должен дома на ком-то отыгрываться, отводить душу. Милдред сказала мне — всеми буквами: «Ему всегда нужны были другие люди, а мне, я думаю, всегда нужен был только он». Между прочим, последнее, что он придумал, — это притворяться, что он безумно (и совершенно невинно, так как Милдред всегда тут) в меня влюблён. Но так как Милдред всегда тут, в этом есть что-то вовсе не невинное, не могу объяснить — что. Может, попытка уколоть за что-то в их общем прошлом, не в настоящем. И я вовсе не уверена, что молодым он понравился бы мне больше.

Ещё одно белое пятно — Дэн не вполне понимает, что руководит мною: с этого я и хотела начать. Когда первый шок прошёл, меня не обидело его решение уехать; на самом деле я не обиделась даже на то, что он решил воспользоваться этим предлогом, чтобы дать нам обоим время поостыть. Но меня обидело его предположение, что, как только он уедет, я — темпераментная дурочка с типично женским умом — посмотрю на всё это его глазами. Если бы я наскучила ему или показала бы, что он наскучил мне; если бы кто-то из нас предпочёл пережить боль, лишь бы не притворяться, что мы всё ещё чувствуем то, чего на самом деле уже нет… нет, меня обидела эта его наглость: только он, видите ли, знает, что лучше для нас обоих. Этакий Сидни Картон198, и даже ещё много-много благородней, будто мне грозит навсегда остаться старой девой, как только этот месяц пройдёт. А теперь я решила, что понимаю, что заставляет его так себя вести. Поначалу у меня возникло подозрение, что он хочет сбежать, потому что в Англии я могла бы стать проблемой. Там его дочь, ну и всё прочее. Но теперь я думаю, всё обстоит гораздо сложнее — и гораздо хуже.

У него есть возлюбленная. Имя её — утрата.

Всё это тесно связано с тем, что я узнала об Америке.

Надо вообразить себе глубоко запрятанного, тайного Дэна, который на самом деле любит утраты — и те, что пережил в прошлом, и те, что ещё предстоит пережить. Почему-то для него утрата — нечто прекрасное и плодотворное. Я не хочу сказать, что он наслаждается утратами или стонет о них (слишком многое тогда вышло бы наружу), но он обнаружил, что чувствует себя гораздо счастливее в качестве самоназначенного побеждённого, чем в качестве победителя. Это чувствовалось во время его телефонного разговора с экс-жёнушкой, да и с её сестрой тоже. Какое-то возбуждение, словно до него донёсся аромат вожделенной давней арены утрат.

А теперь получилось так, что и я становлюсь потенциальной ареной утрат. Поэтому он так нежен со мной, так — внешне — всё понимает; а на деле-то он говорит — в самом буквальном смысле: пропади ты пропадом. Чем больше я об этом думаю, тем страшнее становится, просто мороз по коже. Будто имеешь дело с душителем, который нежно гладит шею девушки, проливая горькие слёзы, потому что собирается через несколько минут эту девушку убить.

Я почти уверена: этот человек имеет глупость думать, что всё это — высокий романтизм. На самом же деле это самая настоящая литературщина, действительно романтизм, только из очень нелюбимого мной литературного течения.

Поначалу этого не понимаешь, но лишь потому, что Дэн не стоит над бушующим морем и не суетится на Громовом перевале199 с по-байроновски буйно развевающимися волосами. Но именно таков он и есть: профессиональный меланхолик, получающий от этого бездну удовольствия. Там, в пустыне Мохаве, он просил меня вовсе не выйти за него замуж: он просил меня отказаться выйти за него замуж. Теперь синею от злости, что не сказала «да». Просто чтобы не позволить взять меня на пушку.

Просто зло берёт от мысли, что когда-то видела его в роли мистера Найтли по отношению ко мне — Эмме200. Наверно, я тогда совсем голову потеряла.

Думаю, в Америке мне нравится вот что (ты был словно тёмные очки, я гораздо больше вижу теперь, когда ты уехал): они здесь просто не понимают нашего ужасного, типично английского пристрастия к поражениям, утратам и самоотречению. Пару дней назад Хмырь просто довёл меня до белого каления. Явился в дурном расположении духа, что-то у него не задалось, и, Боже ты мой, как только он это нам не демонстрировал! Пожалуй, это было самое лучшее его представление за всё время. Но он хотя бы хотел как-то справиться с этим, что-то сделать, ничего не прятал. Держаться молодцом — абсурдно, отныне я напрочь отрицаю этот принцип. Не желаю красоваться, словно урна с прахом на чьей-то каминной полке.

  131  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×