Дэниел Мартин

— Андреа. Мы с ней тут когда-то стояли. — Он покачал головой. — Ей очень понравилось.

Они постояли ещё с минуту, глядя на изображение, и Джейн сказала тихо:

— Я всегда вспоминаю то замечательное место в «Миссис Дэллоуэй»³⁵³. О том, что единственно возможная жизнь после смерти — это воспоминания тех, кто тебя не забыл.

— Сомневаюсь, что это удовлетворило бы милую старушку Хатшепсут³⁵⁴ и её родственничков.

— Я думаю, им можно кое в чём позавидовать. Их наивности, например.

— Да? А я подозреваю, что они жили в вечном страхе. Откуда-то же берутся зловредные эманации, которыми известны все эти места.

— Ну это ты слишком! — Они направились к выходу, чтобы догнать свою группу. — Только всё это такое далёкое. Как Стоунхендж³⁵⁵.

— Ну, не знаю. Далёкое? Если подумать о том, как мы разрушаем Лондон… Сан-Франциско… Андреа мечтала организовать здесь выставку. «Мегаполис — из века в век». — Джейн улыбнулась, и они вышли на солнечный свет. Дэн взглянул ей в лицо: — Деньги назад?

Джейн рассмеялась и покачала головой.

— Но знаешь, я рада, что вижу всё это теперь, ближе к концу жизни.

— Мы же видели Рим. И кажется, всё поняли правильно. Даже тогда.

— Я тоже об этом подумала. Как это всё на Рим похоже.

— Как Рим похож на Египет.

— Ну разумеется. Наверное, любой из великих цивилизаций необходимы свои этруски.

Они приближались к группе человек в двадцать — тридцать, сгрудившихся вокруг гида.

— Или — свои французы?

Она с иронией взглянула на внимавшую гиду группу.

— Они всё это воспринимают слишком всерьёз. Ты заметил — там есть один, похожий на старомодного театрального режиссёра?

Дэн его, разумеется, заметил: господин лет этак под шестьдесят, с лицом, навсегда запечатлевшим смешанное выражение художнического пыла и напускного аристократизма или по меньшей мере значительного превосходства над всем окружавшим его гетеросексуальным миром. С ним вместе путешествовал молодой человек, возмутительно красивый и, вне всякого сомнения, голубой.

— А я его уже для тебя наметил.

Джейн прикусила губу.

— Отныне нарекаю его «Королевой на барке».

С этими словами она покинула Дэна, ведь они уже подошли к остальным пассажирам; а ему запомнились её смеющиеся губы и промельк — теперь ещё более яркий — прежней Джейн, её былого «я». Она прошла вперёд, прочь от него, как бы откликнувшись на молчаливое осуждение гида, бросившего на отбившуюся от стада овцу полный упрёка взгляд, каким сознательно злоупотребляют эти «пастыри»; Дэн видел теперь лишь её затылок. Он ощущал присутствие мёртвых вокруг — и древних, и тех, кого знали они оба: Андреа, Энтони… но в ощущении этом не было ни печали, ни страха, оно было исполнено поэзии, просвечено яркими лучами клонящегося к западу солнца. Ему вдруг пришло в голову, что он, возможно, вовсе не так уж далёк от всех этих древних правителей и правительниц, как хотелось бы думать. Его тоже не покидали воспоминания и мысль о том, будут ли вспоминать о нём; он не переставал думать о смерти вообще, да и о собственной смерти тоже, о конечности земного существования… но эти мысли приходили к нему, окутанные патиной умиротворённости: человек, может быть, и движется к смерти, но ведь он узнаёт всё больше, всё больше чувствует, всё больше видит — именно это и крылось за словами «ближе к концу жизни», произнесёнными Джейн.

По пути назад, на корабль, они задержались на полчаса, чтобы осмотреть ещё один величественный храм Луксора, где злосчастный Рамзес II, этот дуче древних династий, прославляется в каждом уголке, в каждой гранитной нише, ad nauseum³⁵⁶. Потом их на час отпустили — побродить на свободе. Ассад снабдил их адресом «единственного честного продавца антиквариата» в Луксоре, некоего мистера Абдуллама, и Джейн с Дэном отправились в город — разыскивать его лавку. Они натыкались на антикварные лавки чуть ли не за каждым углом, да и на улицах их осаждали торговцы. Какой-то человек на велосипеде следовал за ними, суя им какой-то предмет, завёрнутый в газету, точно так, как это делали жулики-спекулянты в сороковых годах; предмет оказался мумифицированной ступнёй ужасающего вида, странно перекрученной и покрытой пергаментной кожей чёрного, жёлтого и коричневатого цветов, как на картинах Бэкона³⁵⁷.

— Спасибо, не сегодня.

Продавец настаивал с каким-то волчьим нетерпением:

---

353 «Миссис Дэллоуэй» (1925) — роман известной английской писательницы Вирджинии Вулф (1882–1941).

354 Хатшепсут (или Хатасу) (ок. 1525–1503 до н. э.) — египетская царица, вдова фараона Тутмоса II, объявившая себя соправительницей племянника, фараона Тутмоса III, и фактически узурпировавшая власть (она официально объявила себя фараоном, и художники изображали её в виде мужчины). После её смерти Тутмос III уничтожил все её изображения и посвящённые ей монументы.

355 Стоунхендж — уникальный памятник эпохи мегалита (1900–1600 до н. э.) близ города Солсбери, графство Уилтшир, Англия.

356 Ad nauseum — до тошноты (лат.).

357 Фрэнсис Бэкон (род. 1909) — английский художник, изображающий человеческие фигуры в ненатурально искривлённых позах, с размытыми или стёртыми лицами; его картины поражают неистовством цвета и необычайным драматизмом.