52  

Никогда в жизни он не был так напуган — ни до, ни после; но шаги были слишком тяжёлыми и быстрыми. Они замерли у его двери, раздался стук, потом пришедший подёргал ручку; потом, признав своё поражение, он отправился вверх по лестнице. Двое в постели услышали шаги над собой, в комнате наверху: Барни Диллон, студент, живущий этажом выше.

Джейн прижалась к Дэну, обвив его руками, поцеловала — быстро, страстно, — потом оттолкнула от себя и долгим взглядом посмотрела ему в глаза. И вот уже её нет рядом, она торопливо одевается, Дэн делает то же самое. Они приводят в порядок постель, молча, в лихорадочной спешке.

Сверху доносятся звуки радио, чуть слышные ритмы музыки и снова — шаги. Теперь оба — во всяком случае, так кажется Дэну — почувствовали облегчение; но страх их не оставляет. Ведь это могла быть Нэлл; Нэлл всё ещё может появиться. А ещё Дэн чувствует себя обманутым, потерпевшим поражение, будто Джейн нарочно устроила так, чтобы им помешали. Джейн расчёсывает волосы, пристально вглядываясь в своё лицо в одном из зеркал. Потом вдруг протягивает к нему руки и берёт его ладони в свои.

— Мне надо уйти. Вдруг он опять спустится?

— Но…

— Дэн!

— У меня не хватит сил это скрывать.

— Так будет правильно.

— Мы так много ещё не успели сказать друг другу.

— Всё равно не смогли бы. Да это и не важно.

Она опять поцеловала его и опять сама прервала поцелуй. Постояла минутку, уткнувшись лицом ему в шею. Потом сказала:

— Посмотри, пожалуйста, путь свободен?

Дэн тихонько повернул ключ в двери. На цыпочках они сошли вниз по лестнице, Джейн несла туфли в руках. У самого выхода, пока он оглядывал улицу, она быстро их надела.

— Порядок. Никого.

Но она колебалась; потом, отведя взгляд, сказала:

— Я забегу к Нэлл попозже, хорошо?

Колледжи сестёр были недалеко друг от друга. Джейн добавила:

— Если только ты сам не хочешь это сделать.

Он потряс головой. На самом деле ему хотелось сказать: «Не пойму, как ты можешь…» — хоть он и понимал необходимость этого шага. Джейн подняла голову и встретила его взгляд:

— Если я теперь могу с этим справиться, то потому, что раньше не могла. Это ты понимаешь?

Он ничего не ответил, всё ещё пытаясь понять. Но в конце концов кивнул. Выражение её глаз было странным, ищущим, во взгляде сквозило отчаяние, казалось, она ждёт от него чего-то, что он не в силах ей дать. Она потянулась к нему, порывисто поцеловала в губы. В следующий момент она уже выскользнула в дверь, которую он закрыл за нею и остался стоять, взирая на задвижку и размышляя о том, что же такое он запер для себя в будущем, какое наказание повлечёт за собой совершённое преступление; смотрел, как на чужую, на собственную руку на бесповоротно защёлкнутом замке.

Так же, на цыпочках, он поднялся к себе в комнату, громко захлопнув дверь, чтобы было слышно наверху, если вдруг слушает Барни. Всё вокруг выглядело навсегда изменившимся, незнакомым, и более всего — его собственное лицо в многочисленных зеркалах; и тем не менее он вдруг ощутил странную радость, даже улыбнулся сам себе. В конечном счёте всё это было невероятно, просто фантастика какая-то, и на самом деле просто замечательно; получилось потрясающе авангардно и по-взрослому; и не оставило после себя ничего, потому что всё было так похоже на Джейн, так в её стиле: это её напряжённо-драматическое отношение к будущему, про которое она всё для себя решила. Это произошло — вот что существенно; и все его глубоко запрятанные чувства по отношению к Энтони, рождённые комплексом неполноценности, улеглись, таинственным образом смягчённые и успокоенные. И снова Дэн принялся писать самого себя.

Да так успешно, что буквально через десять минут нашёл в себе достаточно самообладания и дерзости для первой проверки: он пошёл наверх, к Барни Диллону.

Возвращения

В аэропорту Кеннеди мне пришлось целый час ждать рейса на Лондон. Надо было бы использовать это время, чтобы позвонить Дэвиду Малевичу — я знал, он сейчас в Нью-Йорке, — насчёт сценария о Китченере. Но я слишком устал и был сейчас слишком далеко от сегодняшнего дня. Так что я позволил себе оставить на будущее ещё один трансатлантический разговор ни о чём и уселся в баре, в зале отлетов. Тот самый сёрфер отдался на волю волн, равнодушный к тому, что может случиться, лишь бы длился путь; что-то во мне жаждало, чтобы путь этот длился вечно. И опять Дженни, в том её письме, которого я тогда ещё не читал, да, по правде говоря, она его ещё и написать не успела, оказалась наполовину права. Я действительно чувствовал себя чемоданом с неразборчивыми ярлыками, с которым ничего дурного не может случиться, пока он заперт. Однако мне всё же удалось сделать один практический шаг, между двумя бокалами без удовольствия выпитого виски. Не доверяя её матери, отправил телеграмму Каро, что я уже в пути. Кэролайн: в моей жизни хотя бы она перестала восприниматься как грозное воплощение вины, ошибки — и в биологическом, и в самообвинительном смысле этого слова. А ведь так долго — несколько лет — я даже дочерью её не мог считать, просто существом, которое я когда-то подарил Нэлл и с кем мне скрепя сердце разрешали время от времени повидаться. Наши короткие встречи омрачались скрытой подозрительностью. Нэлл приучила девочку относиться ко мне как к подонку; я же, со своей стороны, видел в ребёнке слишком много материнских черт. Она и внешностью пошла в мать, а вот умом — ничуть не бывало… что, по правде говоря, не могло служить таким уж утешением. В отличие от матери она не только не обладала острым язычком, но, казалось, лишена была и всякой иной интеллектуальной остроты. Мир сельской усадьбы, куда девочка последовала за матерью, когда та второй раз вышла замуж, занятия верховой ездой, кошмарная школа-интернат для болванов из высшего общества (школу выбрала Нэлл — за мой счёт, разумеется)… не очень-то всё это пошло ей на пользу. Когда она была подростком, я пытался — может быть, слишком настойчиво — привить ей хоть какие-то рудименты культуры, начатки сознания, что человеческая порядочность свойственна не только владельцам земельных угодий, исповедующим консервативные взгляды на всё и вся. Но она, казалось, была не способна ничего воспринять или просто смущалась. И вот, два года назад, нам с Нэлл пришлось задуматься о том, чем же Каро могла бы заняться. У неё не было шансов попасть даже в самый захудалый из университетов. За границей учиться она не хотела. В конце концов мы остановились на секретарских курсах в Кенсингтоне93, специально созданных для таких вот небогатых интеллектом девиц из богатых семейств.


  52  
×
×