Умм, или Исида среди Неспасенных

Парни были одеты в мешковатые штаны и фуфайки с капюшонами и длинными рукавами. Стриженные бобриком волосы выглядели сальными. Один взглянул на автомобильную камеру:

– Дашь покататься?

– Дарю, – бросила я, не останавливаясь.

Меня охватило приятное возбуждение: как-никак первая часть похода удачно завершилась. Перекинув мешок через плечо, я шагала по эспланаде вслед за собственной тенью и жевала наан. Через несколько кварталов пришлось свериться с картой, и на Грэнтон-роуд передо мной возникли заброшенные железнодорожные пути (как раз там, где сейчас велосипедная дорожка). Еще через сотню ярдов на моем пути оказалась надломленная ветка, свисающая с дерева. Я срезала перочинным ножиком лишние сучки – и вот у меня уже был дорожный посох. С ним я отмахала вдоль бывшего железнодорожного полотна около трех миль, то ныряя под землю, то поднимаясь над вечерним транспортным потоком; в нос ударял запах выхлопных газов, небо пламенело закатными облаками, но я не отвлекалась: свернула к извилистому каналу Олд-Юнион и по его руслу дошла до тропинки, петляющей среди школьных площадок. Заключительный отрезок похода пришлось проделать уже в сумерках, но это было мне на руку: теперь путь пролегал по шпалам действующей железной дороги. Спрятавшись в кустах под насыпью, я прислушивалась к шуму локомотива, который приближался из-за поворота с восточной стороны и тянул за собой открытые двухъярусные автомобильные платформы.

Состав, подрагивая, уходил за поворот, красный буферный фонарь трепыхался, как взволнованное сердце, а я все не вылезала из укрытия: у меня возникли кое-какие мысли.

Впрочем, скоро я выпрямилась и зашагала дальше уже по насыпи, миновала заброшенную станцию и прошла под шумным узловым пунктом; теперь лишь пара улиц тихого эдинбургского предместья, Морнингсайда, отделяла меня от дома Герти Поссил, где к моему приходу готовился торжественный ужин.

Глава 5

– Благословенная Исида! Светлейшая Исида! О! Какая честь! Мы удостоились такой чести! О-о!

Сестра Герти Поссил, седенькая, хрупкая, годящаяся мне в бабушки, приветствовала меня Знамением, опустила керосиновую лампу на узкий столик и пала ниц, а вслед за тем подползла к моим ботинкам и принялась их оглаживать, как драгоценных живых зверьков.

Герти Поссил была одета в ниспадающий балахон цвета овсяной каши, который лужей растекался вокруг нее по черно-белому кафельному полу прихожей. Украшенная витражом дверь захлопнулась у меня за спиной.

– Благодарю, сестра Герти, – проговорила я с ответным Знамением, немного смущаясь оттого, что мои ботинки удостоились таких ласк. – Можешь подняться.

– Добро пожаловать, добро пожаловать в наш скромный, недостойный дом! – причитала она, поднимаясь.

Я помогла ей встать, придерживая за локоть, и она с открытым ртом уставилась на мою руку, а потом заглянула мне в глаза:

– О, благодарствую, Светлейшая Исида!

Она нащупала очки, болтавшиеся на груди, водрузила их на переносицу и тяжело вздохнула, будто вдруг лишилась дара речи. Позади нее, в темном коридоре большого мрачного дома переминался с ноги на ногу высокий грузный мужчина с массивной, почти лысой головой. Это был сын Герти, Люций. Он встретил меня в тяжелом лиловом халате поверх темных штанов, заправленных в гетры; шейный платок под двойным подбородком нелепо сбился набок. Растянув рот в улыбке, Люций долго и нервозно потирал пухлые руки, а потом произнес:

– Эм-м-м…м-м-м…м-м-м…

– О чудо-дитя, разреши Люцию взять твою суму, – сказала мне Герти Поссил и повернулась к сыну. – Люций! Суму Помазанницы, ясно тебе? Да не туда! Вот дубина! Что с тобой сегодня? – Она цокнула языком, благоговейно взяла мой посох и прислонила его к стоячей вешалке, сокрушенно приговаривая: – Мальчишка совсем от рук отбился!

Люций неуклюже потопал ко мне, натыкаясь на мебель. Я протянула ему котомку. Широко улыбаясь, он принял ее у меня из рук, закивал, и его кадык запрыгал вверх-вниз, как головка голубя.

– Скажи Светлейшей, что для тебя это большая честь! – велела Герти, с неожиданной силой хлопнув сына ладонью по животу.

– Большая! Большая! – с улыбкой затараторил Люций, нервно сглатывая и кивая; он взвалил мешок на плечо и едва не своротил высокие старинные часы, но, кажется, сам этого не заметил. – Большая! – повторил он.

– Брат Люций, – благосклонно кивнула я, пока Герти помогала мне раздеться.