Сердце на ладони

Легко им живется. Если что и неясно, непонятно, то в других, а в себе все у них ясно и все просто. А вот он, Семен Гукан, в самом себе не может разобраться. Кто он и что, маленький человек, рядовой работник? (Он вдруг начал думать о себе, как о совсем мелкой сошке.) «С какой радостью ты сделал бы их провокаторами». Неправда, товарищ Тарасов! Я никого не собираюсь делать провокаторами! — хотелось крикнуть ему.

Он остановился, снял шапку, вытер платком лоб. К нему подошла женщина, поздоровалась, попросила, чтоб он зашел посмотреть, как она живет. В последние годы он нередко заглядывал в квартиры горожан; главное, подбодрить человека, тогда он терпеливее ждет! Но сейчас ему не хотелось ничего и никого видеть.

— Простите… Завтра, завтра. Заходите ко мне.

— Да не попаду я к вам завтра, товарищ председатель!

Семен Парфенович отмахнулся от женщины и пошел дальше,

«Что она подумает? Пусть думает, что хочет. Не это главное. Не это главное». Домой он пришел разбитый, с головной болью. Хотелось лечь в постель, вызвать врача.

Жена его, Ольга Романовна, старая работница сберегательной кассы, обычно газеты только просматривала и читала главным образом фельетоны или те статьи, которые кто-нибудь советовал. А тут сидела за большим столом, обложенная кипами газет. Гукан заглянул через плечо жены, выхватил взглядом абзац, второй. Захотелось ему откровенно, по-семейному, без свидетелей, поговорить с женой… За тридцать лет она хорошо изучила его, не однажды утешала в тяжелую минуту, может, и сейчас поймет, как ему нелегко.

— Как тебе, Оля, все это нравится?

— Что?

— Ну, с культом…

— А что? Правильно! Не так надо служить народу, чтобы быть рядом с Лениным, — не поднимая головы, ответила жена.

Семена Парфеновича почему-то разозлил ее ответ и то, что она не оторвалась от газеты.

— Умные какие все вы стали! Задним числом. Политики липовые! Давай обед! Зачиталась!

Бывало и раньше, что он кричал на нее, в молодости. Но выросли и разъехались дети, а у них поседели головы. Много лет он уже не говорил с ней таким тоном.

Ольга Романовна удивилась. Внимательно посмотрела на мужа. Почему он так раздражен? Мягко спросила:

— Что случилось, отец? Неприятности?

Ему стало неловко, он сказал примирительно:

— Никаких неприятностей нет. Устал. В сердце колет.

— Прими валидол. Полежи, пока я приготовлю что-нибудь, Я и в самом деле зачиталась.

Но в постели Семен Парфенович не улежал. Поднялся, походил по комнатам, почитал газеты, посмотрел по телевизору конец какого-то заграничного фильма, ничего не понял. Рассердился, что показывают такую чушь.

Мысль возвращалась к одному и тому же — к решениям съезда.

Гукан с возмущением отверг бы даже намек, что он не согласен с этими решениями. Нет, он согласен. Но все-таки, казалось ему, что-то делалось не так.

Вот хоть бы памятниками… Вспомнилось, что памятник на площади воздвигли в первый год его председательства. Он, хозяин города, вкладывал в это дело всю свою энергию. Торжественное открытие. Праздник. Он произнес речь, и речь эта была лучше всех. Правда, написать ее помог Шикович. Он, Гукан, позвонил, и тот сразу явился. Был порядок. А теперь? Тот же Шикович, средненький журналист, а ведет себя бог знает как. Все хочет перевернуть вверх ногами…

Сильно кольнуло в сердце. Семен Парфенович инстинктивно прижал руку к груди, будто желая поддержать его, свое растревоженное сердце.

29

Шикович писал документальную повесть о подполье. Но «белое пятно» — группа инфекционной больницы — сильно мешало завершению работы. Собственно, никакого «белого пятна» не было. Об этой группе он знал теперь больше, чем о любой другой. Одного только не мог понять: зачем гестапо понадобилась такая провокация с Савичем? Этого не понимали многие. Кирилл злился: как трудно выкорчевать недоверие к человеку! Разве живые люди — Суходол, Зося — не самые лучшие документы? Правда, никто, кроме разве Гукана и Рагойши, открыто не высказывался, что не верит их свидетельствам. Однако даже у самых объективных и доброжелательных людей Шикович угадывал заднюю мысль: все-таки Зося — дочь, Суходол — какая-то лекарка, не слишком активная подпольщица, к тому же старая женщина, которая могла и напутать.

В конце концов и сам «расследователь» понял, что не хватает ему той ниточки, ухватившись за которую можно распутать весь клубок. И надо было либо искать этот кончик, либо рубить гордиев узел. Он, искал, настойчиво, упорно. Ездил в Центральный партизанский архив. Просидел там весь свой отпуск. Пытался найти подпольщиков. Ах, если бы ему дали возможность опубликовать статью! Тогда люди, конечно, пришли бы сами. Тарасов обещал, но все почему-то оттягивал.