Сердце на ладони

— Сынку своему отдай. Ему на рестораны надо.

Нет, не уязвили и не обидели слова Рагойши, а как-то больно резанули Шиковича. Он вдруг понял, что завистливый и криводушный человек этот зашел вовсе не за тем, чтоб получить автограф, что в душе он радуется неприятности со Славиком. Шикович возмутился, но не закричал, не выругался, что иногда с ним случалось. Он сделал нечто совершенно неожиданное и для самого себя, и для Рагойши. Спокойно встал из-за стола, подошел, взял за воротник полосатого пиджака и, подтащив ошеломленного Рагойшу к двери, ударом ноги широко открыл ее и выкинул его в коридор. Закрыл дверь и опять-таки довольно спокойно вернулся к столу. Сдерживаемое кипение внутри постепенно стало затихать. Вспомнив лицо Рагойши в тот момент, когда он взял его за шиворот, Кирилл даже рассмеялся.

Вскоре его позвали к редактору. В длинном и узком кабинете, кроме редактора, сидел директор телестудии Алексей Тукало, старый приятель Шиковича: когда-то вместе начинали, вместе работали много лет. Кирилл обрадовался, что разговор будет не с глазу на глаз и что' он, наконец, сможет выяснить, в чем сын провинился. Тукало, конечно же, все знает.

Шикович поздоровался. Но то, что Алексей, протягивая руку, с официальной любезностью привстал, заставило его насторожиться.

Неужели Алеша Тукало хочет подчеркнуть расстояние между ними? Смешно.

Умышленно, чтобы посмотреть, как развернутся события, Кирилл напустил на себя виноватый вид: вот я, карайте! Но увидел, что и директор студии, и редактор разглядывают его с необычайным интересом.

«Алешу потряс мой новый талант — выкидывать из кабинета дураков», — смешливо по-думал он.

Живицкий — слабый журналист, но хороший организатор, человек принципиальный. Он, ценил людей, которые умеют писать, поощрял каждого способного журналиста. Шиковичем же просто гордился — не каждая областная газета может похвастаться таким очеркистом и фельетонистом. Никогда по отношению к нему не проявлял своей редакторской власти. Потому и разговор этот ему начать было нелегко. — Кирилл Васильевич, скажи, пожалуйста, что у вас произошло? Рагойша тут докричался до сердечного припадка. Врача вызывали. Заявил, что пойдет в горком…

— Пускай идет…

— Нет, ты подожди… Из крика Рагойши я ничего не понял. Растолкуй хоть ты, что случилось.

— Ничего не случилось! Он попрекнул меня сыном. Я не знаю еще, что там натворил мой сын, но колоть мне глаза никому не позволю, — решительно предупредил он, почему-то обращаясь к Тукало. Тот поднял голову от бумаги, на которой толстым синим карандашом рисовал коротеньких смешных человечков. Сказал:

— Да, накуролесил твой Владислав.

— Что он сделал?

— Напился. Приставал к английским туристам. Грозил бомбой. Скажи пожалуйста, какой командующий ракетными войсками!

— И все? — невольно вырвалось у Кирилла, потому что он действительно почувствовал облегчение, когда наконец точно узнал, что учинил сын.

— И все?! — Тукало возмущенно бросил карандаш, и шестигранник покатился по длинному столу с дробным перестуком, но не упал на пол, задержался на самом краю. — И все! Ты слышишь, Станислав Иванович? Ему этого мало! Тебе хотелось, чтоб он перевернул ресторан вверх дном или убил кого-нибудь?

Шикович проследил взглядом за карандашом и не шутя заинтересовался, что могло задержать его на краю стола. Сказал мягко:

— Не кричи, Алексей.

Но тот уже взволнованно ходил по кабинету.

— «И все!» Вот так мы воспитываем молодежь! Пишем, шумим о высоких материях… а собственные дети…

В этот момент, должно быть, от шагов Тукало, карандаш свалился.

Шикович перевел взгляд на своего разгневанного товарища, на его моложавое, всегда словно загорелое, худое лицо с родинкой на левой щеке, на красивую волнистую шевелюру. Потом посмотрел на редактора, который слушал с грустным и смущенным видом, увидел его поредевшие светлые волосы, большие залысины. И почему-то вспомнил, что все они ровесники, редактор даже на год моложе. Но лучше всех выглядит Тукало, кажется, каким был лет двадцать назад, таким и остался, даже ни одной седой паутинки в волосах. Подумал: «Умеет себя беречь, черт».

А Тукало все больше распалялся:

— …Конечно, если отец будет выкидывать из кабинета людей, то сыну есть с кого брать пример… Если отец себе позволяет…

Редактор — добрая душа — поморщился и попросил: