Сердце на ладони

— Не нужно мне похвалы, Кирилл Васильевич. Только, пожалуйста, не думайте, что я и мои коллеги всегда подбирали документы для обвинения. «На месте вашего коллеги…» Эх, Кирилл Васильевич! Поверьте, что для меня нет большей радости, чем доказать, подтвердить честность человека.

Шикович протянул руку. Сербановский крепко сжал ее:

— Помогите нам. А я помогу вам.

— Спасибо, Анатолий Борисович.

15

Многотонная станина медленно плыла в тесно проходе между станками, полусобранными и готовыми, серыми и ярко окрашенными для экспорта. Высоко под крышей цеха двигалась стеклянная будка крана. Девушка в синем чистеньком комбинезоне, пестрой, как весенний луг, косынке внимательно следила за движением станины, за людьми внизу, занятыми своим делом. Сейчас кто-нибудь из сборщиков возьмет эту «детальку», поведет по проходу и покажет место, где ее поставить. Повиснут ослабленные тросы, легко отцепятся крюки. Она подтянет их на безопасную для людей высоту, и кран с грохотом и звоном отъедет назад. Иной раз ей долго приходится сидеть без дела, ждать, пока механики и сварщики дадут новую крупную деталь. Она оглядывает цех с высоты и завидует слесарям, у них работа все время, от гудка до гудка. Среди огромных машин люди не больше козявок. Но машины эти, красивые и умные, собираются их руками. Правда, без ее труда, без крана ничего бы они не собрали, потому что не под силу им поднять даже маленький «узелок». Эта мысль всегда утешает Нину: не последний винтик и она в цехе.

Нина позвонила: «Принимайте свою «детальку». Из-за станка вынырнула знакомая фигура. Парень в берете остановился в проходе спиной к ней, смотрит куда-то в конец цеха, где работают упаковщики, и словно не видит и не слышит, что на него ползет двухсотпудовая громадина. Нина затормозила кран. Станина грозно качнулась. Крановщица позвонипа громко раздраженно. Парень — ни с места.

Нина высунулась из будки и закричала:

— Эй, ты! Долго ворон будешь ловить? Разиня!

Тогда Славик обернулся. Чумазая физиономия его расплылась, блеснули зубы. Сорвал берет и весело помахал им:

— Ах, это вы, леди?! Рад вас приветствовать! Приятно слышать такое аристократическое обращение!

Но в этот момент кто-то из слесарей застучал молотком, так что зазвенел весь металл в цехе. Нина не разобрала ни слова. А Славик услышал, как она бросила сверху, точно камень:

— Пижон!

«Запишем и это на твой счет, дорогой «дят-лик», — подумал Славик и, наклонившись, ловко нырнул под станину, что по технике безопасности тоже было запрещено. Вынырнув с другой стороны, надел парусиновую рукавицу и… «повел» станину. Делал он это поначалу с небрежностью опытного в таких делах человека. Однако поставить «детальку» на место, на боль-шую станину — основу станка — не так-то просто. При всем умении и сноровке крановщицы станина покачивалась и отклонялась то в одну, то в другую сторону. После двух-трех попыток Славик понял, что ему не выдержать этого, по сути, первого экзамена, и решил, что во всем виновата чертова «дятлиха». Она там в будке нарочно делает так, чтобы все видели его беспомощность. Издевается. Погоди же!

Он задрал голову и крикнул:

— Эй, ты! Ворона!

Но Нина была так сосредоточенна, что не слышала. Острое личико с длинным носиком (за что Славик и окрестил ее дятлом) еще больше заострилось и вытянулось. Славик обернулся, чтобы позвать Тараса. Гордость не позволяла ему, когда приходилось туго, обращаться за помощью ни к кому, кроме Тараса и Кости. Но в этот момент появился Иван Ходас. Славик выругался про себя: опять Ходас. Всегда этот Иван оказывается рядом, когда он, Славик, попадает в неловкое или трудное положение. Точно следит за ним.

Ходас чуть приметным жестом левой руки показал Нине, в какую сторону отвести станину. Повел ее на себя, скользнул глазом по срезу боковой плиты, словно прицелился, и, дав команду крановщице отъезжать, легко поставил станину на место — паз в паз, щелочка в щелочку.

Когда кран с грохотом отъехал, Ходас, оглядывая основу будущего мощного станка, спросил как бы между прочим:

— Ты работать сюда пришел или в игрушки играть?

— А что? — моментально ощетинился Славик.

— А то, что в цехе работают. А кривляться можешь в парке.

— Если я не сумел поставить эту штуковину, значит, я кривляюсь? Хорошенькая помощь!

Глаза Ивана, обычно голубые, как два лесных озерца в ясный день, потемнели, будто на них упала тень грозовой тучи. Славик уже и раньше заметил необычайную изменчивость его глаз.