Рунная магия

Один вздохнул.

Гоблины, сказал он себе. Требовать разумного ответа от гоблина — все равно что допрашивать мертвого. Один обуздал нетерпение и начал сначала:

— Итак, расскажи мне, где мой брат?

В это время Локи и Мэдди находились в камере в Нижнем мире. Девочка готовилась к встрече с Громовержцем.

Эта камера изрядно отличалась от той, которую когда-то занимал Локи. Для начала, она выглядела опрятной и уютной: в ней стояла кровать с простынями и толстым лоскутным одеялом, торшер под абажуром с бахромой, маленький коврик с цветочным узором. Окно выходило на зеленые поля. На подоконнике стоял кувшин с цветами. На столике у кровати Мэдди увидела что-то весьма похожее на поднос с печеньем и чаем. У столика стояло кресло-качалка, в котором трудилась над вязанием очень маленькая и очень старая дама.

Локи за спиной засмеялся.

— Так вот она, камера Тора-Громовержца, — сказал он. — Боги, Тор, я знал, что ты извращенец, но это уж слишком.

Сбитая с толку Мэдди повернулась к нему.

— Я думала… Ты говорил, мой отец здесь.

— Так и есть, — усмехнулся Локи.

— Не понимаю.

Локи указал на старушку, которая продолжала раскачиваться и вязать в кресле.

— Познакомься с Элли, — произнес он. — Известной также как Старость. — И Локи снова засмеялся, глаза его сияли озорством и весельем.

Элли оторвалась от вязания и устремила на Мэдди пару глаз, черных и блестящих, как у птицы.

— Тише, — попросила она. — Муж спит.

Мэдди тихонько шагнула к постели. Несомненно, под одеялом кто-то лежал. Девочка видела лишь очертания плеча, младенческий белый пушок на черепе, тонком и хрупком, как яйцо малиновки.

— Прекрати! — Элли встала, опираясь на трость. — Имей уважение к старшим.

— Извините, — сказала Мэдди. — Я ищу отца…

— Отца, вот как?

— Тора, сына Одина. Его еще зовут Громовержцем.

Лицо старушки — сушеное яблочко — растрескалось на тысячу морщинок.

— Ты, наверное, ошиблась, дорогая, — предположила она. — Здесь только я и мой муж, который болен, бедняга одной ногой в могиле…

Мэдди повернулась к Локи.

— Ты солгал, — обвинила его она. — Отца здесь нет.

Локи покачал головой.

— Вспомни, что я тебе говорил, Мэдди. В Черной крепости каждый сам творец своей камеры. Каждый пленник назначает себе тюремщика из числа своих самых глубинных, самых неотвязных страхов.

— Своих страхов?

— В моем случае, как ты знаешь, это были змеи. В его — старость и мягкая постель. Каждому свое.

С этими словами Локи обошел кровать, и теперь Мэдди видела, как он перебирает в левой ладони маленькие руны, точно дротики, готовясь их бросить. Локи по-прежнему улыбался, но глаза его сузились, выдавая сосредоточенность.

— А ну прекрати! — рявкнула Элли, схватила палку и, хромая, быстро обошла кровать. — Не смей будить моего мужа!

Локи отскочил с ее пути. Она была старой, но проворной. Палка в ее руках потрескивала рунным светом.

— Отойди, — приказал он Мэдди и со скоростью лесного пожара бросил первую из своих рун в спящего человека.

Девочка узнала Ос. Цвета Локи еще немного поблекли. Старик дернулся и забормотал, его худая рука вцепилась в простыни.

Теперь Элли выглядела определенно зловеще. Ее черные глазки-пуговицы сверкали от ярости, лицо карги превратилось в перекошенную маску.

— Я тебя предупреждала, юноша, — прошипела она.

Локи бросил вторую руну — Наудр, перевернутую, — и снова его цвета потускнели, а старик завопил, словно в тисках ужасного сна.

Элли завизжала от злости и замахнулась на Локи своей рунной палкой.

Он поспешно отступил, и старуха промахнулась на самую малость, раздробив столик, что стоял между ними. Она снова ударила, промахнулась; последняя мерцающая пригоршня рун вылетела из пальцев Локи и ударила старика прямо в грудь.

— Что ты творишь? — заорала Мэдди, перекрикивая пронзительные вопли злобной карги.

Локи ничего не ответил, только стоял и улыбался. Его подпись быстро блекла: фиолетовое сияние стало призрачно-бледным. Но комната менялась. Исчезло окошко с милым пейзажем. Теперь щель в стене выходила в пустоту Нижнего мира. Остальное — кресло, занавески, ваза с цветами — тоже исчезло, осталась лишь кровать — простое каменное ложе, застланное гнилой соломой, — с ее единственным обитателем.