Рунная магия

— Помедленнее! — крикнула она.

Но Сахарок, похоже, не услышал. Мэдди рванула за ним, подняв руку, чтобы осветить его след, но лишь увидела, как этот паразит исчезает за мерцающими кристаллами извести.

— Постой, я сказала!

На бегу Мэдди поняла, что начинает видеть более ясно. Где-то впереди горел свет — не рунный свет, не подпись, не холодное освещение глубоких пещер, а теплый, рыжий, уютный свет.

— Сахарок! — крикнула девочка.

Но гоблин то ли не слышал, то ли притворялся, что не слышит. Ответа не последовало, не считая эха ее собственного голоса, такого тихого и ужасно потерянного, которое стеклянно заметалось между огромными сталактитами.

Внезапно по земле пробежала дрожь. Мэдди покачнулась и вытянула руки вперед, чтобы не упасть. Пыль и каменные обломки, смещенные случившимся, забарабанили по спине. Едва Мэдди выпрямилась, как пошла вторая волна толчков, девочку швырнуло к стене, и в тот же миг с потолка шлепнулся кусок скалы размером с телячью вырезку.

Мэдди инстинктивно бросилась в соседний тоннель. Сталактиты, словно копья, падали со свода главного зала, будто вся гора содрогалась до самых корней. Но хотя Мэдди осыпало пылью и каменными осколками, крыша тоннеля выдержала, и, когда толчки — показавшиеся Мэдди рокотом далекой лавины в Семи Спящих — затихли, девочка высунула голову из тоннеля и осмотрелась.

Мэдди, разумеется, все знала о землетрясениях. Дело в том, что Мировой змей у корней Иггдрасиля — по крайней мере, так всегда утверждала Полоумная Нэн — вырос слишком большим, не помещался в Нижнем мире и сбрасывал кольца в реку Сон. Когда-нибудь, говорила Нэн, он станет таким большим, что обернет мир кольцом, как некогда до Бедствия, прогрызет корни Мирового древа насквозь, заставит Девять миров обрушиться один за другим, и тогда Хаос навеки воцарится над всем.

Нат Парсон говорил другое. Если верить ему, землетрясения вызваны метаниями заключенных в темницах Нижнего мира, где нечестивые (в смысле, старые боги) лежат в цепях до конца дней.

Одноглазый отрицал и это и говорил о реках огня под землей и лавинах горячей грязи, о горах, кипящих как чайники. Но такое объяснение казалось Мэдди наименее вероятным, и она была склонна полагать, что эту сказку он выдумал, как и многое другое.

Тем не менее девочка не сомневалась, что толчки вызвало землетрясение, и оставила безопасное укрытие тоннеля с огромной осторожностью. Сталактитовая люстра частично обрушилась, осыпавшись грудой предательских осколков в центр зала. В остальном вокруг было тихо и безмолвно, лишь вдалеке метались отголоски эха да оседала пыль, поднятая с дрожавших стен.

— Сахарок! — крикнула Мэдди.

Ответа не было, но ей послышалось какое-то шарканье далеко справа.

— Сахарок!

И вновь нет ответа. Мэдди шагнула в коридор, ей показалось, что она увидела гоблина, лишь на мгновение, в сотне шагов впереди, затем он юркнул под сломанную арку и исчез.

Мэдди снова быстро бросила Наудр, но потеряла концентрацию из-за землетрясения; свет слабел, собственные ноги внезапно показались ужасно далекими. Девочка слишком поздно поняла, что попалась на самую старую удочку гоблинов.

Сахарок и не собирался ее куда-то вести. Наоборот, ни разу не выказав непокорности, он позволял ей все глубже и глубже спускаться в опасные ходы под холмом, ожидая, когда она лишится сил и ее власть над ним исчезнет. И тогда он воспользовался возможностью и сбежал, оставив ее одну, усталую и заблудившуюся, в обрушившихся коридорах Подземного мира.

Мэдди повезло, что она была благоразумной девочкой. Любая другая на ее месте попыталась бы найти дорогу среди неосвещенных коридоров, двигаясь на ощупь все глубже и глубже в извилистые недра холма, или принялась бы звать на помощь. Неизвестно, кто явился бы на ее зов из темноты.

Но Мэдди поступила иначе. Даже напуганная, она сохраняла присутствие духа. Ее чары истощились, да, и это плохо, но она почти не сомневалась, что сон восполнит их — сон и пища (если она сможет ее раздобыть). Короткий тоннель, теплый, с песчаным полом, по которому проходила девочка, показался достаточно безопасным. На ощупь она снова отыскала его и устроилась на отдых.

Мэдди не представляла, который был час. В Надземном мире, наверное, ночь, а может, и утро. Но здесь не было дней, и время жило своей собственной жизнью, тянулось, словно ткацкая нить через станок, из которого выходит лишь темнота.