Заблудший ангел

Она догадалась! Он волновался, что она не придет. Она почувствовала этот страх в пронзительной жадности поцелуя и в сокрушительной силе объятий. Она прильнула губами к его шее и столь же неистовыми поцелуями стала уверять его в обратном. Дора чувствовала, что он не очень сильно доверяет языку поцелуев, но это не важно. Ничто сейчас не имело для нее значения, только одно: Пэйс Николлз действительно ее ждал и что, по крайней мере, опять хотел ее. Впервые в жизни она ощутила восторг от сознания, что она желанна, и не кому-то вообще, но именно тому человеку, которого она обожала с детства.

Голод, с которым он желал ее, и восхищал, и пугал Дору. Она не знала, сможет ли сполна утолить его. Она еще слишком молода и неопытна. Однако Дора позволила Пэйсу внести ее в дом и положить на постель, ничем не выдав своих страхов.

Ярость его страсти была тоже устрашающа, но Дора понимала, что ее усиливает и кипящий в нем гнев. Любовная ярость могла захлестнуть и испепелить ее, но она давным-давно уверовала в этого человека. Она не знала, почему и зачем, и не собиралась задаваться такими вопросами сейчас. Пэйс был частью ее самой, которую она давным-давно где-то потеряла. Он был ей нужен.

Она вскрикнула от неожиданности, когда он оборвал пуговицы на лифе платья, стараясь побыстрее его расстегнуть, Но тут же душа ее воспарила, потому что он, стоя над ней на коленях, приник жадно ртом к ее соску. С такой же неистовостью она вцепилась в его рубашку и просунула под нее руки. Теперь она уже не сознавала, хорошо или дурно то, что она делает, и надо ли всегда кротостью отвечать на насильственные действия. Она чувствовала только горячие руки Пэйса на своем теле и его жадный рот, словно пожирающий ее плоть там, куда не доставали руки.

Когда Пэйс поднял юбку и, как собственник, схватил ее за бедра, Дора уже поняла, что он не станет с ней нежничать, но она ему отдалась и уже не думала о том, как они достигнут конца пути, по которому сейчас устремились. Ей опять хотелось слиться с ним воедино, ощутить вместе биение жизни, утвердить свое бытие в этом мире. Она жаждала вновь достичь свершения. Она легко выгнулась вперед, чтобы ему легче было снять с нее белье, и вскрикнула от удовольствия, когда он опять коснулся ее пальцами. В следующий момент он пронзил ее тело со страстью, граничащей с насилием, и Дора вскрикнула, от страха, но тело знало лучше, чем мозг, что происходит и что ей сейчас нужно. И ее мгновенно охватило то же неистовство страсти. Она вцепилась ногтями в его спину, изо всей силы прильнув к нему бедрами в яростной схватке, в которой и он, и она должны были стать победителя­ми и найти освобождение. Его вожделеющий крик разлился пламенем по ее жилам, и Дору подхватили волны наслаждения, потому что она полностью подчинилась властной силе Пэйса. Ее желание увенчалось дрожью, она вызвала его последние содрогания.

Но он не остановился. Пэйс сразу же стал осыпать ее поцелуями, уже не такими отчаянными, но более нежными, и Дора радостно на них откликнулась. До близости с Пэйсом физическое наслаждение ей было незнакомо, и она ощущала свое тело как нечто приносящее только до­садные неудобства, как сосуд, подвластный боли, и лучше всего такое тело всегда поплотнее закрывать и по возможности забывать о нем. Но Пэйс научил ее тому, что этот источник неудобств, ее физическое естество, может быть полезным и приятным. Руки могут обнимать Пэйса. Грудь трепетать от его ласк. А бедра принимать участие в том спасительном действе, когда они сливаются в одно существо.

Дора потеряла представление о времени, пойманная в ловушку чувств и ощущений, она уже не владела рассудком и знала только одно: вот этот человек, рядом с ней, в постели, обладает ею всецело, ее телом и душой, и отныне она уже никогда не станет прежней.

Но это как раз не слишком ее волновало. Она ведь никогда не мечтала обрести настоящую, верную любовь. Дэвид был единственным мужчиной, о замужестве с которым она иногда думала, но теперь Дора безошибочно знала, что он никогда не доставил бы ей такой радости, как Пэйс. Она не надеялась, что такое счастье снова повторится. По правде, говоря, она никогда не была сильна по части надежд и ожиданий. Однажды она уже умерла. Она знала, что когда-нибудь умрет опять. И не откажется даже от малейшей радости в промежутке между двумя смертями.

Дора повернулась и положила руку на глыбу его груди, поцеловала закругленный мускул плеча. Его рука крепко сжала ее грудь. Они лежали совсем голые, и ноги их затейливо переплелись, волосатой голенью он потер шелковистую кожу ее бедра. А Доре чудилось, что она уже умерла и вознеслась на небо. Но тут она услышала, как за окном завел свою раннюю песенку пересмешник, и поняла, что идиллия кончилась.