Заблудший ангел

Мозг его все же работал, хотя и медленно. Первое, что он сказал вслух, было слово «мой», без вопросительной интонации, просто утверждение права на собственность. Дора не подтвердила это заявление, но и не опровергла его. Ей этого не требовалось. Она была частью его жизни с детских лет. Несмотря на разницу в возрасте и положении, Пэйс знал ее так же хорошо, как самого себя. Только и всего. И он знал, просто знал, что ребенок может быть только его, ничьим больше.

Однако она все молчала, то ли сердилась, то ли, наоборот, так привечала его, и Пэйс, пригладив дрожащей рукой волосы, сказал:

– Я ничего не ел. Что-нибудь осталось от завтрака? Загадочно взглянув на него, Дора опять принялась мотыжить землю.

– В кухне, – последовал краткий ответ.

Пэйс проковылял в мытню, а потом достал из седельной сумки измятую, но чистую одежду. В кухне он нашел несколько тостов и теплую яичницу с беконом, хотя кухарки не было. Затем заставил себя войти в дом, поздороваться с немногими оставшимися домочадцами. Однако мысли его были с женщиной, работавшей в огороде.

Мать поздоровалась с ним так, словно он никуда не уезжал, побранила за неглаженый сюртук и пожаловалась, что завтрак остыл. Пэйс сидел, не вслушиваясь в ее сетования. Он безостановочно крутил в руках шляпу, и так же быстро, беспорядочно, в голове роились мысли.

Он знал, что от него требуется, к чему обязывает честь. Дора не принадлежала к его социальному кругу, как, например, Джози, но она была честной женщиной, а он затащил ее в постель и сделал ей ребенка. Будь она черной невольницей или белой женщиной легкого поведения, Пэйс не чувствовал бы никаких обязательств. Но она была невинной девушкой, и он лишил ее невинности, значит, у него нет выбора, надо расплачиваться по счетам.

По правде, говоря, что бы он ни сделал, Доре все равно придется расплачиваться. Мужем он будет самым незавидным. У него ничего нет, у него нет никакого будущего. Он даже не знает, как управиться с ее жалкой маленькой фермой, чтобы получить хоть какую-то прибыль. Да и с отцовством ему вряд ли удастся справиться лучше, чем его собственному отцу. Это единственный известный ему пример. И никакому ребенку не пожелаешь такого отца. А мужем он будет еще худшим. Да, но у его отца была хотя бы земля, и тот мог устроить на ней семью. А у него даже этого нет.

Несмотря на круговерть подобных безотрадных мыслей, Пэйс твердо знал, что должен защитить Дору, дав ей хотя бы свое имя. Ведь теперь она не найдет других претендентов на свою руку, особенно когда родит, ублюдка. Этого одного достаточно, чтобы разрушить все мечты и надежды на хороший, добрый брак. Конечно, замужество не улучшит намного ее положение, но если повезет и он вдруг помрет или его убьют, то она станет почтенной вдовой. А может, после рождения ребенка Пэйс исчезнет из ее жизни, и Дора так или иначе опять же сможет считать себя вдовой.

Да, пожалуй, это вполне разумное решение. Пэйс рывком поднялся и, прервав на середине материнские жалобы, направился к двери.

Дора была в курятнике. Руки она уже вымыла и надела один из своих проклятущих фартуков. Женщина держала в руке корзину для яиц, но пока нашла только два. В первый раз после приезда Пэйс ощутил нечто вроде облегчения. Если она станет швырять в него разные предметы, то под рукой нет ничего тяжелого.

– В городском суде есть проповедник, который нас поженит, не задавая никаких вопросов. Ты сможешь туда доехать?

Тогда она взглянула на него. Ее прекрасные голубые глаза смотрели серьезно и строго. Пэйсу захотелось улизнуть, как школьнику, которого застали со жвачкой во рту, но он все же ухитрился соблюсти приличия. Конечно, он предпочел бы сделать предложение не в курятнике, но, решив, что делать, Пэйс испытывал нетерпеливое желание поскорее со всем покончить. Он не очень разбирался в том, как рождаются дети, но, сдается, этот может появиться на свет в любую минуту.

– Тебе не требуется идти на такие жертвы, – сухо ответила Дора, – все думают, что это ребенок Дэвида.

Он никак не предполагал, что она ему откажет. Пэйс растерянно воззрился на Дору. А та безмятежно принялась искать яйца, словно разговор закончился. Рассудок постепенно уступал место гневу.

– Но ребенок мой. И я имею на него право.

Дора взглянула на него, словно удивленная, что он еще здесь. Надо отдать ей должное, она только и ответила:

– Но я и не оспариваю твоих прав.

– Тогда ты позволишь дать ребенку мое имя, – удовлетворенно решил он.