Выбор оружия

— Твоя затея кажется мне сомнительной.

— Думаю, мы должны попробовать.

— И разрушить репутацию, которая создавалась десятилетие?

— Это важнее, чем остановить войну, Дизиэт?

— Конечно, нет, но… Ах… Конечно, нет, но где гарантия, что это сработает?

— Это сработает вернее, чем предложение университету приобрести таблички.

— Тебе никогда не нравился этот план, не правда ли? — раздражённо произнесла Сма.

— Этот лучше, поверь. И сделайте все как можно скорее — чтобы на маскараде ко мне уже обратились бы с просьбой.

— Ладно, но таблички…

— Сма, я договорился о новой встрече с ректором на послезавтра. Могу упомянуть и про таблички, идёт?

— Полагаю, что… Так… так… о, ух ты! Закалве, мы уже начали… У тебя все?

— Да, — сказал он.

— О… о… великолепно… замечательно. Закалве, пока!

Он сорвал бусину с мочки и швырнул через всю комнату.

— Похотливая тварь! — затем взглянул на потолок и взял трубку телефона. — Да, могу я поговорить с… Трейбо. Да, пожалуйста. Портье Трейбо? Друг мой, мне иногда нравится побыть в компании, понимаете? В самом деле… Разумеется, большие чаевые, если… Совершенно верно… и если она явится со спрятанным где-то пресс-пропуском, то вы — покойник.

Скафандр был уязвим для тактического оружия. Он несколько раз подпрыгнул, проверяя его вес, за это время капсула зарылась в песок пустыни, потом сел в машину и поехал чуть быстрее, чем обычно — надо было прибыть в отель до того момента, как за ним прибудет лимузин.

После полудня по его распоряжению двор отеля очистили от журналистов. Подъехал и плавно остановился огромный тёмный автомобиль — гораздо внушительнее того, в котором он едва не погиб сегодня утром. Поздоровавшись с шофёром, который вежливо поклонился ему, он нырнул в полумрак обтянутого блестящей кожей салона и развалился на широком сиденье, которое больше напоминало постель.

Мимо окон автомобиля струились вечернего огни города. Он обнаружил на сиденье-постели бумажный свёрток, аккуратно перевязанный разноцветной лентой. Г-н Стабериндо — сообщала надпись, сделанная от руки. Развернув бумагу, он достал костюм, затем нажал на подлокотнике кнопку, позволявшую ему говорить с шофёром.

— Насколько я понял, это мой костюм. Кого он собственно изображает?

Седоволосый водитель посмотрел через плечо и достал что-то из кармана куртки.

— Здравствуйте, — произнёс искусственный голос, — меня зовут Моллен. Я не могу говорить, поэтому пользуюсь этим прибором. — Шофёр взглянул на дорогу, затем снова на свой прибор. — Что вы хотите знать?

Почему-то желание общаться с ним исчезло, тем более, что этот парень отводил взгляд от дороги, когда говорил.

— Неважно, — буркнул он.

Машина въехала во двор большого тёмного дома неподалёку от реки.

— Пожалуйста, следуйте за мной, господин Стабериндо, — предложил через свой аппарат Моллен.

Взяв с собой свёрток с костюмом, он проследовал за шофёром в просторный холл, со стен которого злобно скалились звериные головы. Моллен проводил его к лифту, который затем опустился на два этажа. Шум вечеринки и запах наркотиков достигли его ушей и носа ещё до того, как двери лифта распахнулись.

Свёрток он отдал шофёру, оставив себе лишь тонкий плащ.

— Остальное мне не понадобится.

В сопровождении Моллена он прошёл через шумную, ярко и пёстро одетую толпу. Завидев его, мужчины и женщины умолкали и почтительно расступались. Разговоры продолжали бурлить за его спиной, он несколько раз услышал слово «Стабериндо».

За этой комнатой оказался небольшой коридор, заканчивавшийся массивной дверью. Шофёр, распахнул её, и они спустились по металлической лестнице, покрытой мягким ковром, в комнату, одна из стен которой была стеклянной. За стеклом на тёмной воде пруда покачивались лодки. Здесь тоже бурлила вечеринка, только ещё более экстравагантная. Он снял тёмные очки, но то, что происходило здесь, не было какой-то ошибкой зрения. Как и этажом выше, люди разгуливали с бокалами или с дымящиммися курильницами, но все они были либо тяжело травмированными, либо изувеченными. У некоторых — сломаны, вывихнуты руки, причём кости торчали наружу. Тела мужчин и женщин пересекали разной величины порезы, у иных были ампутированы груди и руки, причём эти части тела болтались привязанными к одежде.

К нему медленно приближалась, судя по всему, хозяйка приёма — та таинственная особа, которую он видел на своём празднике; над её сверкающей юбкой свисал кусок кожи шириной примерно с ладонь, оторванный с живота, обнажённые мускулы на этом участке подрагивали, словно тускло-красные шнуры.