Под сетью

— Почему какое-то одно положение непременно самое мудрое? — спросил я.

— Вы правы, у Маркса множество мудрых положений, — сказал Лефти, не соизволив заметить моего раздраженного тона. — Например, он сказал, что не сознание определяет бытие, а общественное бытие определяет сознание.

— Не забудьте, мы еще не знаем, что это значит…

— О нет, это мы знаем! И значит это совсем не то, что воображают некоторые марксисты с механистическим уклоном. Это не значит, что общество развивается автоматически, а идеологи просто плетутся за ним следом. Что важнее всего в эпоху революций? Да, разумеется, сознание. А в чем его главная особенность? Да именно в том, что оно не просто отражает социальные условия, но влияет на них — до известного предела, конечно, только до известного предела. Отсюда большое значение вас, интеллигенции. Скажите, как вы представляете себе задачи такой организации, как ННСП?

— Получить больше голосов, чем другие партии, и сделать вас премьер-министром.

— Ничего подобного! — с торжеством воскликнул Лефти.

— Тогда каковы же ее задачи?

— Не знаю.

Я решил, что с его стороны было нечестно огорошить меня вопросом, на который он сам не может ответить.

— В том-то и дело! — продолжал он. — Нас обвиняют в безответственности. Но те, кто обвиняет, просто не понимают нашего назначения. Наше назначение в том, чтобы исследовать социалистическое сознание Англии. Повысить ее чувство ответственности. Новые общественные формы нам навяжут достаточно скоро. Но почему мы должны ждать этого времени, не имея при себе ничего лучшего, чем социальные идеи, почерпнутые из старых общественных форм?

— Минутку, — сказал я. — А что будет пока с народом? Я имею в виду массы. Идеи приходят в голову отдельным личностям. В этом всегда была беда человечества.

— Вы попали в самую точку. Сейчас вы скажете: «А где же тогда пресловутое единство теории и практики?»

— Вот именно. По-моему, для Англии было бы просто великолепно, если бы английский социализм обновился, обрел вторую молодость. Но что толку в интеллектуальном обновлении, которое не коснется народа? Теория и практика сливаются воедино только в исключительных обстоятельствах.

— Например? — спросил Лефти.

— Например, в России, когда большевистская партия боролась за власть.

— Э, — сказал Лефти, — вы выбрали плохой пример в подкрепление вашего довода. Почему нас так поражает необычайная сознательность, с какой эти люди, казалось бы, добивались своей цели? Потому что они победили. Нельзя судить о единстве теории и практики по отдельным случаям. Важен также принцип, по которому они расходятся. Ваша беда в том, что вы в душе не верите в возможности социализма. Вы механицист. А почему? Сейчас я вам объясню. Вы называете себя социалистом, но вы, как и все вам подобные, воспитаны на «Британия правит морями». Вы хотите быть частью чего-то большого, яркого. Поэтому вам жаль, что вы не можете примкнуть к коммунистам. Но этого вы не можете, а на то, чтобы разделаться с тем, другим, у вас не хватает воображения. Отсюда безнадежность. Вам недостает гибкости, гибкости! — Лефти ткнул в меня неимоверно длинным, подвижным пальцем. — Мы, возможно, упустили шанс возглавить Европу, — сказал он. Но главное — заслужить это право. А тогда, возможно, появится и новый шанс.

— А тем временем, — сказал я, — как быть с диалектикой?

— Ну, знаете, — сказал Лефти, — это все равно что дурной глаз. И не веришь в него, а все-таки боишься. Даже приверженцы диалектики знают, что предсказать будущее невозможно. Единственное, что в нашей власти, — это сперва думать, а потом действовать. На то мы и люди. Даже Европа не будет продолжаться вечно. Вечного вообще ничего нет.

Дэйв опять стоял у стойки.

— Кроме евреев, — сказал я.

— Ваша правда, — сказал Лефти. — Кроме евреев.

Мы оба посмотрели на Дэйва.

— Что? — спросил он.

— Время закрывать, джентльмены, — сказала буфетчица.

— Так вы признаете, что не все можно объяснить? — спросил я.

— Да, я эмпирик.

Мы отдали стаканы.

Я поглотил уже столько спиртного, что необходимость прекратить это занятие повергла меня в отчаяние. И к Лефти я начал проникаться симпатией.

— Здесь можно купить бутылку бренди? — спросил я его.

— Вероятно.

— Так, может, купим бутылку и продолжим нашу дискуссию где-нибудь в другом месте?