Под сетью

На подробный ответ я был неспособен.

— Я боялся с вами встретиться, Хьюго.

— Не понимаю я вас, Джейк. Я вообще не понимаю, как меня можно бояться. Я так и не понял, почему вы тогда исчезли. А мне тогда очень хотелось с вами поговорить. Ни с кем у меня не бывало таких интересных споров. Мы могли бы обсудить эту вашу вещицу.

— Какую вещицу?

— Да вашу книгу. Я не помню точно, когда она вышла, но, вероятно, уже после того, как вы переехали из Бэттерси, иначе мы бы о ней потолковали, а я, по-моему, не обсуждал ее с вами.

Я крепко прижался затылком к стене, точно борясь с пьяным бредом.

— Вы это про «Молчальника»?

— Ну да. Местами, конечно, книга показалась мне ужасно трудной. Откуда вы взяли все эти мысли?

— От вас, Хьюго, — пролепетал я.

— Я, конечно, заметил, что отчасти это темы наших разговоров. Но звучало все совсем по-другому.

— Знаю.

— В том смысле, что гораздо лучше. Я уж не помню толком, о чем мы тогда говорили, но путаница была ужасная, правда? А у вас все так четко. Я узнал из этой книги много нового.

Я широко раскрыл глаза. Забинтованная голова Хьюго вырисовывалась на фоне освещенного окошка; выражения его лица не было видно.

— Я очень стыдился этой книги, — сказал я.

— Того, что пишешь, потом, наверно, всегда стыдишься. Я так и не набрался храбрости что-нибудь написать. Надеюсь, вы на ней хотя бы заработали. Она хорошо раскупалась?

— Не очень. — У меня мелькнула мысль, что он надо мной смеется, но нет, Хьюго на это был неспособен.

— Вероятно, показалась слишком интеллектуальной. Публику отпугивает все самобытное. Но вас это, надеюсь, не остановило? Вы пишете сейчас какой-нибудь новый диалог?

— Нет! — чуть не крикнул я и добавил, чтобы не молчать, пока собираюсь с мыслями: — Как раз недавно мне захотелось перечитать ее и развить кое-какие положения, но я нигде не мог ее найти.

— Как жаль! Могли бы взять у меня. Я держу ее в ящике стола и время от времени в нее заглядываю. Она мне напоминает наши беседы. Я получал от них огромное удовольствие. С тех пор мозги у меня совсем заржавели.

— На прошлой неделе я заходил к вам домой, — сказал я. — Вы тогда оставили записку: «Ушел в кабак», и я искал вас по всем кабакам.

— Плохо искали. Я был совсем близко — знаете такое заведение «Король Лудд»?

— А я пошел в противоположную сторону, на восток. В тот вечер я познакомился с Лефти Тоддом.

— Да, вы ведь знакомы с Лефти. Я его видел сегодня на митинге, прежде чем мне угодили в голову кирпичом.

— А кстати, как ваша голова?

— Ничего страшного. Только болит как проклятая. Если б не вы, она хоть болела бы во сне. Но вы не сказали мне, Джейк, почему вы тогда исчезли. Я чем-нибудь вас обидел?

— Нет, — сказал я терпеливо. — Это я вас обидел. Но теперь вижу, что произошло недоразумение. Оставим это.

Я чувствовал, что Хьюго внимательно на меня смотрит. От бинтов голова его казалась огромной.

— Ваша беда в том, Джейк, — сказал он, — что вы слишком подпадаете под чужое влияние. Вы и под мое влияние тогда подпали.

Я удивился.

— Верно. Но я не знал, что это вам известно.

— Каждый должен идти своей дорогой, Джейк, — сказал Хьюго. — Вы придаете всему слишком большое значение.

Я вдруг обозлился.

— Не знаю, что вы имеете в виду. Кой-чему вы тоже, надо полагать, придаете значение, иначе не стали бы возиться с этим театром в Хэммерсмите.

— Ах, это… — Хьюго на минуту умолк. — Это я сделал ради Анны. Но это была глупая затея.

Я затаил дыхание. Теперь, чтобы выудить у него признание, которое я так жаждал услышать, нужно было действовать крайне осторожно; я сделал глубокий вдох, будто пробуя мысли Хьюго на запах.

— Вы хотите сказать, что ей это не доставило удовольствия? — спросил я вкрадчиво.

— Да нет, удовольствие это ей доставило, да что толку? Ложью ничего не добьешься. Не то чтобы это была настоящая ложь, ведь ситуация нам обоим была ясна. Но в каком-то смысле это все же была ложь.

Я почувствовал, что не могу уследить за его мыслью.

— Вы хотите сказать, что театр ее недостаточно увлек, что она оказалась там в некотором роде пленницей?

— Нет, ее-то он увлек, — сказал Хьюго. — Это я не увлекся. И потом, она внесла в него столько всякой восточной чепухи — где она только ее нахваталась!

— У вас и нахваталась, — сказал я, вложив в свой ответ всю язвительность, какую только можно выразить шепотом.