28  

— Ты как-то сказал, что тебе кажется, будто Квилиэн тебя не любит.

— Не любит. Он старомоден. Ему кажется, что я провожу слишком много времени у компьютера. И слишком мало в библиотеках.

Она улыбнулась.

— Я тоже.

— Как бы там ни было, я слишком популярный лектор, чтобы не предложить мне возобновить контракт.

— Тогда почему ты не подписал его? Хочешь прибавки?

— Нет, — сказал он. — Но если я попрошу часы по субботам, забавно будет сказать ему, чтобы он выкинул этот контракт. Не то чтобы я отказался подписать контракт и ушел, если это нужно будет для моих исследований, но я с удовольствием скажу доку Квилиэну, куда ему запихать его предложение.

— Значит, у тебя на подходе что-то важное?

Он пожал плечами.

— Как твой семинар?

Она рассмеялась.

— Ты — как кость в горле у профессора Уизертона. Он почти всю лекцию посвятил тому, чтобы расправиться с твоим курсом «Философия и обычаи царства тьмы».

— Мы расходимся во мнении по многим вопросам, но он там никогда не бывал.

— Он намекал, что ты тоже. Он согласен с тем, что там феодальное общество, и что некоторые из тамошних лордов действительно могут считать, что будто в своих владениях имеют непосредственную власть надо всем. Он отрицает саму идею их объединения Договором, который основан на положении, что небеса упадут, если их не поддерживать чем-то вроде Щита, сотрудничая в области магии.

— Но что же тогда поддерживает жизнь в этой части мира?

— Кто-то задал такой вопрос. Он сказал, что это проблема для физиков, а не для социологов-теоретиков. Хотя лично он считает, что к этому имеет отношение утечка энергии из наших силовых экранов на больших высотах.

Джек фыркнул.

— Надо бы взять его разок в экспедицию. И его дружка Квилиэна тоже.

— Я знаю, что ты бывал в царстве тьмы, — сказала она. — Фактически я думаю, что твоя связь с ним куда сильнее, чем ты говоришь.

— Это как?

— Если бы ты сейчас мог себя видеть, ты бы понял. Я долго не могла сообразить, в чем дело, но когда заметила, отчего у тебя в таких местах, как это странный вид, все стало ясно… Твои глаза. Они более чувствительны к свету, чем у всех, кого мне приходилось видеть раньше. Стоит тебе попасть из света в полумрак, как здесь, и зрачки делаются огромными. Вокруг них остается только тоненькая полоска радужки. И еще я заметила, что темные очки, которые ты почти не снимаешь, куда темнее обычных.

— У меня глаза не в порядке. Вижу я неважно, а яркий свет их раздражает.

— Вот я и говорю.

В ответ он улыбнулся.

Джек смял сигарету, и, словно это было сигналом, из колонки высоко над ними раздалась тихая расслабляющая музыка. Он отхлебнул еще глоток.

— Я полагаю, Уизертон фотографировал выкапывание трупов?

— Да.

«А если я умру здесь?» — подумал он. — «Что будет со мной? Лишусь ли я Глива и возвращения?»

— Что-то не так? — спросила она.

— В смысле?

— У тебя раздуваются ноздри. А брови нахмурены.

— Ты слишком много на меня смотришь. Все из-за этой жуткой музыки.

— Мне нравится на тебя смотреть, — сказала она. — Давай допьем и пойдем ко мне. Я сыграю тебе что-нибудь другое. И потом, у меня есть кое-что, что я хотела бы показать тебе. И спросить тебя об этом.

— Что?

— Давай подождем.

— Ладно.

Они допили пиво и Джек расплатился. Они ушли. Когда они вышли на свет, его опасения уменьшились.

Они поднялись на третий этаж и вошли в ее квартиру. Едва переступив порог, Клэр остановилась и тихонько откашлялась.

Джек, быстро передвинувшись влево, протиснулся мимо нее и остановился.

— Что это? — спросил он, обшаривая комнату взглядом.

— Я уверена, что когда я уходила, этого не было. Бумаги на полу… По-моему, этого стула здесь не было. И ящик был закрыт. И дверца шкафа…

Он вернулся к ней, поискал царапины на дверном замке и не нашел. Тогда он пересек комнату. Когда он зашел в спальню, она услышала звук, который мог быть только щелканьем складного ножа.

Через минуту он вышел, исчез в соседней комнате, а оттуда пошел в ванную. Когда он снова появился, то спросил:

— Окно возле столика было открыто, как сейчас?

— Наверное, — сказала она. — Наверное да.

Он вздохнул. Потом осмотрел подоконник и сказал:

— Может быть, бумаги сбросило порывом ветра. Что касается ящика и шкафа, держу пари, ты утром сама оставила их открытыми. И, вероятно, забыла, что переставила стул.

— Я очень педантичный человек, — сказала она, закрывая входную дверь. А потом обернулась и добавила:

  28  
×
×