Перемены

Питер начал понимать причину ее гнева, или ему только казалось, но он все равно считал ее выходку неразумной. Почему именно сейчас?

— Тогда убери фотографии, раз тебе так хочется.

Но раньше ты не возражала против них.

— Раньше я не жила здесь. А теперь живу.

— Это очевидно. — Он стал раздражаться. — Насколько я понял, тебе не подходит оформление этого дома? — В его голосе неожиданно появились неприятные нотки.

— Оно прекрасно подходит для Версаля. А я бы предпочла жить в доме, где больше бы чувствовалось человеческое тепло.

— Наподобие того игрушечного домика, какой был у тебя в Нью-Йорке?

— Именно так. — Они стояли друг против друга в разных концах комнаты, кипя от негодования.

— Прекрасно. Фотографии можешь убрать, но портрет останется. — Он сказал это только для того, чтобы досадить ей, потому что ему не понравился ее тон.

У Мел чуть не отпала челюсть от такого заявления.

— Ну уж нет, черт подери! — И добавила:

— Или он, или я.

— Тебе это не кажется нелепым? Ты ведешь себя как упрямый осел, тебе не кажется?

— А ты совершенно потерял совесть. Ты полагаешь, что ко всему приспосабливаться должна я, а ты не станешь ничего менять, не хочешь даже убрать фотографии твоей жены.

— Тогда сделай несколько собственных фотографий, и мы их тоже развесим повсюду. — Питер понимал, что говорит гадости, но он устал выслушивать ее грубости насчет фотографий Анны. Он сам пару раз подумывал убрать их, но эта мысль угнетала его, и ему не хотелось огорчать детей. Сейчас он напомнил ей об этом:

— А ты подумала о реакции детей, если выбросишь ее портрет?

— О да, я уже знаю, что будет. — Она с обвиняющим видом набросилась на него:

— Я как раз убирала эти злосчастные фотографии в твой кабинет, когда твоя дочь проинформировала меня, что это ваш дом, а не мой, а точнее, что это дом ее матери.

И вдруг Питер все понял. Он сел, опустив плечи, и посмотрел на Мел. Он мгновенно представил сцену с Пам, и это объяснило ему поведение Мел. Он не думал, что она склонна к приступам ярости.

— Она сказала это, Мел? — Голос Питера стал добрее, как и выражение его глаз.

— Да. — Глаза Мел наполнились слезами, но она так и не подошла к мужу.

— Прости. — Он поманил ее к себе, но она не тронулась с места и теперь уже плакала в открытую.

Он подошел к ней и обнял.

— Прости меня, любимая. Ты же знаешь, что теперь это и твой дом. — Он прижал ее к себе, и она стала всхлипывать. — Я завтра же сниму этот портрет, это было глупо с моей стороны.

— Нет, нет, не в этом дело… просто…

— Я понимаю…

— Так трудно привыкать жить в чьем-то доме.

Я так привыкла иметь собственный дом.

Он усадил ее на постель.

— Я знаю… но теперь это и твой дом тоже.

Она взглянула на него и шмыгнула носом.

— Нет, это не так. Здесь все ваше и Анны… У меня здесь нет даже ни одной моей вещи.

Питер задумался, слушая ее.

— Все, что есть у меня, твое. Мел.

Но ей хотелось чего-нибудь своего.

— Просто дай мне время. Я ко всему привыкну.

Я просто ужасно устала, а еще так много предстоит, и Пам огорчила меня тем, что только что сказала, Питер поцеловал жену и встал.

— Я пойду и поговорю с ней.

— Нет! Позволь мне это сделать самой. Если ты вмешаешься, она еще больше возненавидит меня.

— Она любит тебя. Я знаю, что это так. — Но в его глазах было беспокойство.

— Теперь все иначе. Раньше я была просто гостьей, а сейчас я вторглась в ее дом.

При этих словах Питер еще больше огорчился.

Неужели она так это воспринимает?

— Ты вовсе не вторглась в чужие владения. Ты моя жена. Надеюсь, ты помнишь это.

Она улыбнулась сквозь слезы:

— Помню! Просто на меня так много всего свалилось, а завтра я приступаю к новой работе.

— Я знаю. — Он понимал, но ему грустно было видеть ее плачущей, и он дал себе слово на следующий день снять портрет Анны. Она права. — Почему бы нам сегодня не лечь пораньше в постель? Мы оба устали: у нас была тяжелая неделя.

Мел не стала возражать. Переезд из Нью-Йорка, их свадьба, медовый месяц, смерть Мари. Они почистили зубы и легли в постель. Питер крепко прижал ее к себе, чувствуя близость ее теплого тела. Именно этого ему страстно хотелось все последние шесть месяцев… даже больше, последние два года… а может быть, даже и раньше. С Анной он никогда не испытывал ничего подобного. Она была намного холоднее Мел. Мел казалась ему частичкой его самого, и впервые за всю неделю он почувствовал, как у него глубоко внутри что-то шевельнулось, а когда он еще крепче прижал ее к себе, ему, как никогда, захотелось ее. И когда новый год сменил старый, он занимался с ней любовью.