Взгляд с наветренной стороны

Там же находились и еще два гигантских судна, окруженные, в свою очередь, своими небольшими флаерами.

– Да, изнутри впечатление более сильное.

Но Хайдеш Хайлер ничего не ответил.

Квилан был встречен аватаром самого судна и группой людей. Предоставленная квартира оказалась роскошной до экстравагантности: был личный бассейн, а окно одной из комнат выходило на площадку длиною в километр заканчивавшуюся реактором. Прилагался и слуга в виде очередного дрона.

Его настолько часто приглашали на всевозможные обеды, вечеринки, церемонии, фестивали, вернисажи, юбилеи и прочие события, что одно только простое их перечисление занимало несколько компьютерных страниц. Некоторые приглашения Квилан принимал, особенно те, где ожидалась живая музыка. Люди были с ним вежливы, и он в ответ тоже. Некоторые выражали сожаление по поводу войны, но он держался замкнуто, хотя и миролюбиво. А Хайлер в это время бушевал, исторгая проклятия.

Квилан гулял и путешествовал по отдаленным районам, привлекая всеобщие взгляды – на судне было около тридцати миллионов жителей, и далеко не все из них оказались людьми или дронами; но челгрианец он был единственный, – и в разговоры с ним вступали неохотно.

Аватар предупредил его, что некоторые из желающих завязать беседу будут на самом деле журналистами и разнесут его ответы по всем корабельным каналам новостей. При таких обстоятельствах сарказм и возмущение Хайлера являлись совершенно неуместными. Квилан и сам вынужден был тщательнейшим образом взвешивать в разговорах все слова, чему, кстати, очень мешали хайлеровские комментарии; мысли путались, и скоро Квилан с удивлением узнал, что приобрел здесь репутацию весьма загадочной личности.

Однажды утром, еще до связи с Хайлером, в свой свободный утренний час, Квилан поднялся с постели и подошел к окну, из которого открывался странный вид. Приказав окну стать прозрачным, он почему-то ничуть не удивился, увидев перед собой равнины Фелен – выжженные, испещренные кратерами, тянущиеся в дыму под пепельным небом. Они пересекались пунктирной лентой разрушенных дорог, по которым, как полузамерзшее насекомое, двигался черный искореженный танк… Тогда Квилан понял, что просто-напросто еще не проснулся…

Разрушитель дернулся и затрясся, заставляя содрогаться от боли. Он услышал собственный стон. Содрогалась, наверное, вся земля. Как это могло быть, если он находился вроде бы под машиной, а не внутри нее? И такая боль! Неужели он умер? Должно быть, умер. Он ничего не видел и с трудом дышал.

Каждые несколько секунд Квилан воображал, что Уороси то вытирает ему лицо, то просто усаживает поудобней или говорит с ним, тихо, ободряюще, помогая ласковой шуткой, – но каждый раз он как-то непростительно засыпал именно в этот момент и просыпался только тогда, когда ее уже снова не было рядом. Он попытался открыть глаза, но не смог. Пытался заговорить, крикнуть, позвать, вернуть мгновение, но тоже не смог. Проходили мгновения, он снова вздрагивал и снова знал, что пропустил ее прикосновение, ее запах, ее голос.

– Еще живой, а, Данный?

– Что это? Что?

Вокруг разговаривали люди. Голова раскалывалась. Ныли ноги.

– Твоя замечательная броня так тебя и не спасла, а? Скормить бы тебя рыбам, даже на фарш не молоть, – рассмеялся кто-то. Боль пронзила его с ног до головы, земля снова зашаталась. Наверное, он каким-то образом оказался внутри этого разрушителя, где находилась и вся его команда. Они разозлены за подбитую машину, и сейчас убьют его. Но почему они говорят с ним? Ведь машина лишилась турели и сгорела, или, быть может, она очень большая внутри, и он находится в ее неповрежденной части. И команда машины не погибла.

– Уороси? – произнес чей-то голос, он не сразу осознал, что голос принадлежит ему самому.

– У-у-у, Уороси, Уороси, – завыл кто-то, передразнивая его.

– Пожалуйста, – сказал он и попытался пошевелить рукой. И снова ощутил только боль.

– У-у-у, Уороси, у-у-у, Уороси, пожалуйста!

Они поместили его в старое здание Военно-Технического Института в городе Кравинере, на Аорме. Там сохранялись души старых солдат и генштабистов, не нужных в мирное время. Теперь их рассматривали как важный ресурс. Кроме того, это была тысяча душ, спасенных от уничтожения восстанием Невидимых. Это было дело Уороси, отчаянное и рискованное. Она много сделала для этого еще до их женитьбы.

Кажется, он помнил, как выглядело это место: перепутанные коридоры, тяжелые двери, все холодное и темное, обманчиво блестевшее, искаженное щитком шлема. Вот еще: два его управляющих, самых преданных и верных – Хальп и Ноулика и еще морской офицер. А рядом Уороси, с винтовкой наперевес, с движениями, грациозными даже в скафандре. Его жена. Надо было остановить ее, но она очень хотела сделать это дело. Осуществить свою идею.