Взгляд с наветренной стороны

– Она слушает меня.

– Слушает? Неужели?

– Да. Я говорю, а она слушает, что я говорю.

– Как? А мне казалось, что сейчас вас слушаю я. Что же такого специального она делает?

– Она просто слушает, не задавая глупых вопросов, какие задаете вы, уж простите.

– Что вы имеете в виду? Я просто спрашиваю…

– Ладно, неужели вы не видите? Вы уже становитесь агрессивным, вы не хотите понять, что кто-то может просто слушать.

– А она только слушатель?

– Да! Да! Но именно это и есть настоящее слушание!

– У вас нет здесь друзей?

– Разумеется, есть.

– Так они вас не слушают?

– Не всегда и не все.

– А ваш дом?

– У меня есть привычка разговаривать с домом, но потом я вспоминаю, что обращаюсь лишь к машине, которую даже другие машины не считают разумной.

– А ваша семья?

– Я мало чем делюсь со своей семьей. Они немного понимают в тех вопросах, о которых я говорю.

– Неужели? Какой ужас! Мне жаль вас. Но есть еще Хаб, он прекрасный слушатель.

– Понимаю, но, скорее всего, это обман. Его внимание ко всем – кажущееся.

– Как? Но он ведь создан для осуществления внимания.

– Нет, он создан для того, чтобы казаться внимательным. С живым же существом общаешься на некоем животном уровне.

– На животном уровне?

– Да.

– И вы считаете, это хорошо?

– Да. Это некое общение на уровне инстинктов.

– Так вы считаете, что Хаб не обладает таким свойством?

– Хаб просто машина.

– Но ведь и вы…

– Только в самом широком смысле. Я всегда предпочитаю говорить с человеком. Некоторые, кстати, считают, что Хаб слишком контролирует наши жизни.

– Вот как? А мне казалось, что если ты ничего не хочешь делать, то и не делаешь.

– Да, но ты продолжаешь жить на Орбите.

– То есть?

– Играть по ее правилам.

– Так вы хотели бы жить на какой-нибудь другой, маленькой скромной планете?

– Нет, я считаю их слишком тесными и неудобными.

– Но не опасными? Метеориты и тому подобное?

– У них есть системы безопасности.

– Словом, я понял, вы хотите вернуться к каким-то старым варварским временам или что-то в этом духе?

– Нет, просто есть ощущение, что общаться все-таки надо не с домами, и не с Хабом, и не с дронами, а с себе подобными.

– Но с ними очень сложно общаться. И таких, как вы, много?

– Не очень много, но есть.

– У вас партия? Собрания? Самоназвание?

– И да, и нет. Насчет названия было много идей. Были предложения называться привередами, или келейниками, или пещерниками, или молчальниками, или антагонистами бесед, или окраинниками, или планетистами, – но не думаю, что мы примем какое-нибудь из этих названий.

– Почему?

– Потому что все их предложил Хаб.

– Извините…

– Кто это был?

– Посол Хомомдана.

– Немного похож на чудовище, но… Что? Что!?

– Они очень хорошо слышат…

– А, мистер Циллер, забыл спросить! Как вещичка?

– Трелсен, если не ошибаюсь?

– Да, конечно.

– Какая вещичка?

– Ваша музыка, разумеется!

– Музыка? Ах, да. Я ведь уже написал ее столько…

– Не скромничайте! Как продвигается дело?

– Вы имеете в виду вообще или что-то конкретно?

– Я имею в виду ваше новое произведение!

– Ах да, конечно, конечно.

– Итак?

– Вы говорите, в какой стадии работа над симфонией?

– Да, конечно, как она продвигается?

– Прекрасно.

– Прекрасно?

– Да. Она продвигается прекрасно.

– Великолепно. Отлично. Жажду услышать. Воистину замечательно.

– Да пошли вы на хрен, кретин! Надеюсь, я употребил не слишком крепкое выражение?..

– О, привет, Кэйб! Ты все еще здесь? Как ты?

– В порядке. А вы?

– А я – беспрерывно осаждаем идиотами. Хорошенькая у них работенка.

– Но что поделаешь…

– Ах, Кэйб, если я когда-либо и получаю наслаждение от общения с дураками, то, уверяю, только от разговоров с тобой.

– Хм. Ладно. Надеюсь, это все-таки комплимент. Надежда вообще очень приятная эмоция.

– Твои бездонные запасы галантности потрясают меня, Кэйб. Как там наш эмиссар?

– Квилан?

– Вроде, он.

– Он настроился на долгое ожидание.

– Я слышал, вы таскались с ним на прогулку?

– Да, по берегу Вильстера.

– Ага. Километры горной тропы, и везде надо быть начеку, так?

– Он оказался весьма приятным спутником и очень вежливым существом. Может, только излишне суров.

– Суров?

– Закрыт и сдержан, очень серьезен. Что-то в нем есть такое… стальное.