Благословение

— А чего хочешь ты? — в свою очередь спросила она. — Я все еще думаю, что не имею права удерживать тебя. Ты заслуживаешь больше того, что могу дать тебе я. — Диана готова была развестись не ради себя, а ради него самого. А она будет жить одна и посвятит себя карьере. Она знала, что, если Энди уйдет от нее, она никогда больше не выйдет замуж, или, по крайней мере, так думала. Ей двадцать восемь, и она готова покончить со всем этим, если он того хочет. Но он этого не хотел.

— Это все вздор, и ты знаешь это.

— Я ничего больше не знаю. Я знаю только то, чего нет. Яне знаю, что есть, что правильно или что мне надо делать или даже чего я теперь хочу. — Она думала даже о том, чтобы бросить работу и уехать в Европу.

— Ты любишь меня? — спросил он тихо, подвигаясь ближе и заглядывая ей в глаза, которые теперь всегда были такими грустными, такими пустыми, такими несчастными. Душа его жены была вытоптана и сожжена и вывернута наизнанку, и иногда ему казалось, что в ней не осталось ничего, кроме боли.

— Да, люблю… — прошептала она, — я очень тебя люблю… и всегда буду любить… Но это не значит, что я имею право держать тебя… Я не могу ничего дать тебе, Энди… кроме себя, да и от меня-то уже тоже осталось не так уж много.

— Да, это так. Ты просто разрушаешь себя работой, болью, печалью. Но я смогу помочь тебе выбраться из всего этого, если ты мне позволишь. — Он начал посещать психоаналитика несколько недель назад и сейчас чувствовал себя намного лучше.

— И что потом? — спросила она. Ей все казалось совершенно бесполезным.

— Потом мы будем принадлежать друг другу, и, поверь, дорогая, это тоже немало. Мы любим друг друга и можем дать друг другу очень многое, и у нас есть наш мир и наши друзья. Согласись, дети — это еще не вся жизнь. И даже если бы у нас были дети, они же все равно когда-нибудь выросли бы и покинули нас, а может, они бы нас возненавидели или погибли от несчастного случая. В жизни ничего нельзя предсказать.

Он все говорил правильно, но дети встречались ей повсюду-забавные маленькие человечки, при виде которых у Дианы болезненно сжималось сердце. Они цеплялись за руки своих матерей или плакали на руках у родителей, и те успокаивали их как могли. Диане не суждено было испытать этого теперь уже никогда. Куда бы она ни посмотрела, везде ей бросались в глаза беременные женщины с выступающими вперед животами, в глазах у них светилась надежда и ожидание, которых ей уже не узнать никогда, никогда ей этого не понять, не почувствовать ни душой, ни телом. Конечно, нелегко пережить все это, забыть о собственной неполноценности .

— Но тебе, тебе тоже плохо от того, что у нас нет детей. Вся вина лежит на мне. Почему ты должен мириться с этим?

— Потому что я люблю тебя, — терпеливо сказал Энди. — И совсем необязательно, что у нас не будет детей. Конечно, если мы не захотим, их не будет. Но если решим, что без детей нам не обойтись, то у нас есть возможности, и не одна.

— Я не уверена, что готова к этому, — упрямо покачала головой Диана.

— Я пока тоже не готов. Но нам и не надо принимать решение прямо сейчас. Все, что нам сейчас нужно, — думать о себе, о нас. И решиться на что-то, пока еще не слишком поздно и пока мы еще не упустили свой шанс. Малыш… я не хочу потерять тебя…

— Я тоже не хочу потерять тебя, — сказала Диана, и ее глаза наполнились слезами. Она отвернулась и увидела, что неподалеку на пляже играли дети. Это было невыносимо.

— Я хочу, чтобы ты вернулась… в мои мечты… в мою жизнь… в каждый мой день… в мое сердце… в мои объятия… в мою постель… в мое будущее. Господи! Я же едва не потерял тебя! — воскликнул Энди и притянул ее к себе, почувствовав тепло ее тела. Неожиданно желание захлестнуло его. — Малышка… ты нужна мне…

— Ты мне тоже нужен, — всхлипнула Диана. Она так сильно нуждалась в нем. Она не смогла бы справиться без него со всем этим кошмаром, не смогла бы пережить это крушение надежд. Но, замкнувшись в своем горе, она могла лишиться его.

Давай попробуем… пожалуйста, давай попробуем. — Он посмотрел на нее, и Диана улыбнулась ему сквозь слезы. — Нам будет нелегко, и, может быть, иногда я что-то не смогу понять или сделать… но я буду очень стараться. А если что-то будет не так, ты ведь мне скажешь, хорошо?

Они медленно, рука об руку, вернулись в свой номер. Впервые за долгие месяцы они с упоением занимались любовью, и им было хорошо, гораздо лучше, чем когда-либо раньше.

* * *

Для Чарли и Барби это Рождество выдалось странным. Позже, вспоминая его, Чарли пытался подобрать подходящее слово, чтобы охарактеризовать его. Необычное. Неординарное. Может быть, даже удивительное. Он, как всегда, приготовил рождественский обед, а жена с утра ушла к Джуди, чтобы, как она объяснила, отдать ей свой подарок. И на этот раз Чарли был просто рад, что остался один. Его мучило ужасное похмелье после вчерашних возлияний. Но алкоголь не притупил боли. Чарли пытался свыкнуться с тем, что сказал ему доктор Патенгилл, и… не мог. Его жена никогда не забеременеет от него. Никогда. Ему вспомнились слова доктора о приемных детях, но это ничуть его не успокаивало. Ему было все равно, сколько детей усыновили Патенгиллы. Он хотел, чтобы у него был свой ребенок, свой собственный. От Барби. Он хотел, чтобы это было, но знал, что этого не будет. Вернее, это знал его разум, а сердце в это верить отказывалось.