Stop-кадр!

Каролина вдруг прервала рассказ и внимательно посмотрела на Мэри.

– Вы понимаете, о чем я говорю? – Мэри кивнула, и Каролина смягчилась: – Хорошо. Для меня очень важно, чтобы вы как следует поняли все, о чем я рассказываю.

Она ощупывала большие блестящие листья растения в горшке, стоящем на балконе. Оторвав засохший лист, она бросила его вниз, во двор.

– Ну вот… – объявила она, но не закончила фразу.

Солнце уже скрылось сзади, за крышей. Мэри вздрогнула и сдержала зевоту.

– Вам не скучно меня слушать, – сказала Каролина. Это было скорее утверждение, чем вопрос.

Мэри сказала, что ей не скучно, и объяснила, что долгое купание, сон на солнце и тяжелая ресторанная еда нагоняют дремоту. Потом, поскольку Каролина по-прежнему пристально, выжидающе смотрела на нее, она спросила:

– Ну и что дальше? Поездка домой поможет вам стать более самостоятельной?

Каролина покачала головой:

– Об этом мы расскажем вам, когда придут Роберт и Колин.

Она принялась расспрашивать Мэри о Колине, иногда повторяя вопросы, которые задавала в прошлый раз. Любят ли его дети Мэри? Проявляет ли он к ним особый интерес? Знаком ли Колин с ее бывшим мужем? Выслушивая краткие и сдержанные ответы Мэри, Каролина кивала, словно отмечая галочкой пункты списка.

Когда она совершенно неожиданно спросила, занимаются ли они с Колином «чем-нибудь необычным», Мэри добродушно ей улыбнулась:

– Извините. Мы самые обыкновенные люди. Придется вам принять это на веру.

Каролина замолчала, уставилась в пол. Мэри наклонилась вперед и коснулась ее руки:

– Простите мою резкость. Мы ведь не настолько хорошо знакомы. Вы хотели кое о чем мне рассказать, вот и рассказали – и в этом нет ничего плохого. Ведь я вас не заставляла.

Мэри слегка сжала свою руку, уже несколько секунд лежавшую на руке Каролины.

Каролина закрыла глаза. Потом схватила Мэри за руку и поднялась так быстро, как только смогла.

– Я хочу вам кое-что показать, – с трудом произнесла она.

Мэри тоже встала, отчасти для того, чтобы помочь Каролине подняться.

– Это случайно не Колин, вон там, вдалеке? – спросила она и показала на одинокую фигуру на причале, едва различимую за самыми верхними ветками дерева.

Каролина посмотрела и пожала плечами:

– Без очков я так далеко не вижу.

По-прежнему держа Мэри за руку, она уже двинулась к двери.

Они прошли через кухню в спальню, погруженную в полутьму – ставни были закрыты.

Несмотря на рассказ Каролины о том, что здесь произошло, эта почти пустая комната казалась ничем не примечательной. Как и в комнате для гостей на другом конце галереи, за дверью с жалюзи находилась отделанная кафелем ванная. Кровать – широкая, без изголовья и подушек – была накрыта легким светло-зеленым покрывалом, гладким на ощупь.

Мэри села на край кровати.

– У меня ноги ноют, – сказала она Каролине, которая открывала ставни. Когда комната была залита предзакатным светом, до Мэри вдруг дошло, что сбоку от окна, у нее за спиной, к стене, вдоль которой стоит кровать, прислонена широкая, покрытая сукном доска, увешанная множеством фотографий, налезающих одна на другую, как на коллаже, главным образом черно-белых, частью цветных, сделанных «Полароидом», и на каждой – Колин. Мэри подвинулась на кровати, так, чтобы было лучше видно, а Каролина подошла и села рядом.

– Он очень красив, – тихо сказала она. – Роберт увидел вас обоих совершенно случайно, в день вашего приезда. – Она показала на фотографию Колина, стоящего около чемодана с картой города в руке. Обернувшись, он разговаривал с кем-то – возможно, с Мэри, – оставшимся за кадром. – Мы оба считаем его очень красивым. – Каролина обняла Мэри за плечи. – В тот день Роберт сделал много снимков, но этот – первый, который я увидела. Этот я никогда не забуду. Только что изучал карту и вот отвлекся. Роберт пришел домой такой возбужденный! Потом, по мере того как он приносил новые снимки… – Каролина обвела рукой всю доску, – наши отношения снова становились все более близкими. Это я предложила повесить их здесь, где мы могли бы видеть все сразу. Мы не раз лежали здесь без сна до раннего утра и строили планы. Вы не поверите, как много нужно было всего спланировать!

Пока Каролина говорила, Мэри потирала ноги, то массируя их, то почесывая, и изучала представшую перед ней мозаику минувшей недели. Были снимки, при взгляде на которые она сразу вспоминала, в какой ситуации они сделаны. На некоторых Колин был запечатлен на балконе более отчетливо, чем на том зернистом отпечатке. Были фотографии Колина, входящего в гостиницу, одна – где он сидит в одиночестве в кафе на понтоне, на другой – Колин, стоящий в толпе, у его ног – голуби, на заднем плане – высокая башня с часами. На одной он лежал голый на кровати. На других снимках фон был не так просто узнать. На одном, сделанном ночью, при очень слабом освещении, Колин с Мэри переходили пустынную площадь. На переднем плане – собака. На некоторые фотографиях Колин был совсем один, на многих, ввиду изменения композиции при увеличении, была видна лишь ладонь Мэри или рука до локтя, а то и ничего не выражающая часть лица. Собранные все вместе, снимки, казалось, заставили застыть каждое знакомое выражение – хмурый, озадаченный вид, скривившиеся уста, готовые нарушить молчание, взгляд, так легко становящийся нежным в ответ на ласку, а на каждом снимке в отдельности была запечатлена – и, по-видимому, воспета – особая черта этого тонкого лица: сходящиеся в одной точке брови, глубоко посаженные глаза, прямой рот, губы, разделенные лишь слабым проблеском зубов.