Что-то страшное грядёт

— Леди! Джентльмены!

Человек с картинками сжал кулак, сминая пальцами сокрытый в нем портрет Вилла, словно цветок. Вилл скорчился. Ружье упало.

Чарлз Хэлоуэй сделал вид, что ничего не заметил.

— Сейчас мы тут с Виллом вместе — он будет мне крепкой левой рукой взамен моей, которая не работает, — исполним единственный и неповторимый, чрезвычайно опасный, нередко смертельный номер Укротительница Пуль!

Аплодисменты. Смех.

Пятидесятичетырехлетний библиотекарь с невероятной для его лет ловкостью снова положил ружье на подрагивающее плечо мальчика.

— Слышишь, Вилл? Прислушайся! Это нам аплодируют!

Мальчик прислушался. Мальчик успокоился.

Мистер Мрак снова сжал кулак.

Мальчика забила мелкая дрожь.

— Мы попадем в самое яблочко, верно, парень? — сказал его отец.

Новый взрыв смеха.

И мальчик с ружьем на плече совсем успокоился, и как ни сжимал мистер Мрак запечатленное на коже его ладони персиковое лицо, Вилл стоял спокойно, омываемый волнами смеха, и его отец продолжал крутить свое колесо:

— Покажи этой леди зубы, Вилл!

Вилл показал зубы прижавшейся к мишени Ведьме. Она побелела, как мел.

Тут и Чарлз Хэлоуэй показал ей остатки своих зубов.

Ведьму бил озноб.

— Ух ты, — заметил кто-то из зрителей, — вот это да. Как испуг изображает! Вы поглядите!

«Гляжу», — подумал отец Вилла.

Левая рука беспомощно висит, палец правой — на спусковом крючке, глаз смотрит через прицел ружья, которое его сын твердо направил на мишень и словно прибитое к ней лицо Ведьмы, и настал решающий миг, и в патроннике нежит пастельная пуля, а много ли от нее проку? Какой толк от пули, которая испаряется в полете? Для чего они здесь, что могут сделать? Все так глупо!

«Нет, — подумал отец Вилла. — Стоп!»

И сомнения прекратились.

Он почувствовал, как его губы беззвучно складывают слова. Но Ведьма слышала, что он говорит.

Под затихающие теплые звуки смеха, не дожидаясь, когда он вовсе смолкнет, Чарлз Хэлоуэй выговорил одними губами:

— Лунный серп, которым я пометил пулю, — не лунный серп. Это моя собственная улыбка. На пуле, которой заряжено ружье, — моя улыбка.

Он выговорил это один раз.

Подождал, чтобы до нее дошло.

Беззвучно сказал еще раз.

И прежде чем Человек с картинками успел истолковать движения его губ, Чарлз Хэлоуэй быстро, негромко крикнул:

— Держать!

Вилл задержал дыхание. По подбородку Джима, спрятанного среди восковых фигур вдалеке, сбежала струйка слюны. Зубы пристегнутой к электрическому стулу не живой и не мертвой мумии гудели, как провода под напряжением. Картинки мистера Мрака скорчились в кислом поту, когда он снова, в последний раз, сжал кулак. Поздно! Затаив дыхание, Вилл спокойно держал ружье. Его отец спокойно сказал:

— Ну, так.

И нажал на спусковой крючок.

Глава сорок восьмая

Выстрел!

Ведьма глотнула воздух.

Джим в Музее восковых фигур глотнул воздух.

Глотнул Вилл во сне.

Глотнул ею отец.

Глотнул мистер Мрак.

Глотнули все уродцы.

Глотнула толпа.

Ведьма взвизгнула.

Джим, в окружении носковых фигур, выдохнул весь воздух из своих легких.

Вилл на помосте проснулся от собственного крика.

Человек с картинками вложил всю мощь выдоха в оглушительный злобный рев и вскинул руки, стремясь остановить ход событий. Но Ведьма упала. Она упала с помоста. Упала на пыльную землю.

Держа в здоровой руке дымящееся ружье, Чарлз Хэлоуэй медленно выдохнул, чувствуя, как сжимаются легкие. Он все еще глядел через прицел на мишень, перед которой только что стояла Ведьма.

Стоя на краю помоста, мистер Мрак смотрел вниз на бушующую толпу, прислушивался к крикам.

— Она потеряла сознание…

— Нет, она споткнулась!

— Она… убита!

Тут и Чарлз Хэлоуэй очутился рядом с мистером Мраком и посмотрел вниз Лицо его выражало смятение, удивление и какую-то странную смесь облегчения и довольства.

Ведьму подняли и положили на помост. Рот ее был открыт, как будто она что-то проведала.

Он знал, что она мертва. Сейчас и толпа это узнает. Он смотрел, как рука Человека с картинками опускается вниз — пощупать, поискать признаки жизни. Затем мистер Мрак поднял обе руки Ведьмы, словно речь шла о марионетке в кукольном театре, которую надо было заставить двигаться. Но тело ее не послушалось.