Это не я, это в письме.
Я взяла его у тебя и посмотрела.
После ухода твоего дедушки сорок лет назад я стерла все его записи. Смыла слова с зеркал и полов. Закрасила на стенах. Отскребла с занавески в ванной. Даже паркет отциклевала заново. Сколько лет мы были знакомы, столько лет мне потребовалось на то, чтобы вывести отовсюду его слова. Хоть по песочным часам замеряй. Я думала, он уходит, чтобы самому убедиться, что того, что он ищет, больше нет или никогда не было. Я думала, он будет писать. Или посылать деньги. Или просить фотографии, если не мои, то хотя бы нашего малыша.
Сорок лет ни слова.
Только пустые конверты.
А затем, в день похорон моего сына, — одно словечко.
Прости.
Он вернулся.
ЖИВОЙ И ОДИНОКИЙ
Шесть с половиной месяцев мы искали вместе, а потом мистер Блэк сказал, что завязывает, и опять я оказался один, и ни к чему не приблизился, и таких тяжелых гирь у меня на сердце еще никогда не было. С мамой я, само собой, поговорить не мог и с Тюбиком и Минчем (хотя они мои лучшие друзья) тоже. Дедушка умел разговаривать с животными, а я не умею, поэтому на Бакминстера рассчитывать не приходилось. Доктора Файна я не уважал, а объяснять Стэну все, что требовалось объяснить перед тем, как рассказывать, было бы слишком долго, а в разговоры с мертвыми я не верил.
Фарли не знал, дома ли бабушка, потому что его смена только началась. Он спросил, не случилось ли чего. Я сказал: «Есть дело». — «Хочешь, наберу ее?[67]» — «Не стоит». Я побежал семьдесят две ступеньки наверх, и пока бежал, подумал: Все равно он был запредельно старый, здорово тормозил и не приносил никакой пользы. Я нажал на звонок, даже не успев отдышаться. Ну и хорошо, что он завязывает. Не понимаю, зачем я его вообще пригласил. Она не открыла, и я опять позвонил. Почему она не ждет у двери? Я единственное, что у нее в жизни осталось.
Я вошел.
«Бабушка? Ау? Бабушка?»
Я прикинул, что она могла пойти в магазин или типа того, и сел на диван ждать. Еще она могла пойти гулять в парк, чтобы поспособствовать пищеварению, что, я знаю, она иногда делает, хотя, по-моему, это странно. Еще она могла пойти за сухим мороженым для меня или отправить что-нибудь с почты. Только кому ей писать?
Я не хотел изобретать, но начал.
Она попала под такси, когда переходила Бродвей, и такси умчалось, и все это видели, но никто не помог, потому что боялись неправильно сделать искусственное дыхание.
Она упала с приставной лестницы в библиотеке и разбила голову. Она истекает кровью, потому что это случилось в разделе книг, которыми никто не интересуется.
Она лежит без сознания на дне бассейна. В четырех метрах над ней плавают дети.
Я попробовал подумать про другие вещи. Изобрести оптимистические изобретения. Но пессимистические звучали жутко громко.
У нее случился инфаркт.
Кто-то столкнул ее на рельсы.
Ее изнасиловали и убили.
Я стал искать ее по квартире.
«Бабушка?»
Я только хотел услышать: «Я в порядке» — но не услышал ничего.
Я посмотрел в столовой и на кухне. На всякий случай открыл дверь в кладовку, но там была одна еда. Посмотрел в гардеробе и в ванной. Открыл дверь второй спальни, где спал и видел сны папа, когда был в моем возрасте.
Я впервые находился в квартире бабушки без бабушки, и это было запредельно странно, типа как увидеть ее платья без нее в них, а я их увидел, когда зашел в ее спальню и заглянул в шкаф. Я выдвинул верхний ящик комода, хотя, само собой, понимал, что там ее быть не может. Зачем же я тогда его выдвинул?
В нем были конверты. Сотни конвертов. Они были связаны в пачки. Я выдвинул ящик пониже — в нем тоже были конверты. И в ящике под ним тоже. Во всех ящиках.
По штемпелям я понял, что конверты подобраны хронологически, то есть по датам, и отправлены из Дрездена в Германии, откуда бабушка родом. С 31 мая 1963 года до наихудшего дня на каждый день было по конверту. Некоторые были адресованы «Моему нерожденному сыну». Некоторые — «Моему сыну».
Ты чё?
Я знал, что, наверное, не следует, потому что они не мои, но открыл один.
Он был отправлен 6 февраля 1972 года. «Моему сыну». Он был пустой.
Я открыл другой из другой пачки. 22 ноября 1986 года. «Моему сыну». Тоже пустой.
14 июня 1963 года. «Моему нерожденному сыну». Пустой.
2 апреля 1979 года. Пустой.
Я нашел день, когда я родился. Пустой.