87  

Хочешь вернуться?

Он отлистнул на «Не могу».

Значит, уедешь?

Он указал на «Не могу».

Что же остается?

Мы посидели.

Жизнь кипела вокруг нас, но не между нами.

Над нами экраны вели учет посадкам и взлетам.

Мадрид вылетает.

Рио прилетает.

Стокгольм вылетает.

Париж вылетает.

Милан прилетает.

Все шли куда-то или откуда-то.

Весь мир был в движении.

Никто не стоял на месте.

Я сказала: Что если нам остаться?

Остаться?

Здесь. Что если нам остаться в этом аэропорту?

Он написал: Все шутишь?

Я покачала головой — нет.

Как мы можем здесь остаться?

Я сказала: Телефоны тут есть — я смогу звонить Оскару и говорить, что со мной все в порядке. Канцтовары есть — ты сможешь покупать ежедневники и ручки. Есть, где поесть. И банкоматы. И туалеты. Даже телевизоры.

Без куда и откуда.

Без нечто и ничто.

Без да и нет.

Мой сон дошел до самого начала.

Ливень втянулся в тучи, и по сходням сошли звери.

Каждой твари по паре.

Пара жирафов.

Пара пауков.

Пара коз.

Пара львов.

Пара мышей.

Пара обезьян.

Пара змей.

Пара слонов.

Дождь начался после радуги.

Я печатаю эти строки, сидя за столиком напротив него. Столик небольшой, но нам хватает. Он держит в руках чашку с кофе, а я пью чай.

Когда в машинке страница, я не вижу его лица.

И тогда я с тобой.

Мне не надо его видеть.

Не надо чувствовать на себе его взгляд.

И дело не в том, что я перестала бояться его ухода.

Я знаю, что это ненадолго.

Лучше быть мной, чем им.

Легко слетают слова.

Легко слетают страницы.

В конце моего сна Ева повесила яблоко на ветку. Древо сложилось в землю. Стало проростком, ставшим зерном.

Бог соединил сушу и воду, небо и воду, воду и воду, вечер и утро, нечто и ничто.

Он сказал: Да будет свет.

И стала тьма.

Оскар.

Ночь, после которой я все потеряла, была самой обычной.

Мы с Анной долго не спали. Хихикали. Юные сестры в постели под крышей отчего дома. Девицы не надивиться.

Может ли что-либо менее заслуживать уничтожения?

Я думала, мы будем куролесить всю ночь. Будем куролесить всю жизнь.

Промежутки между нашими словами удлинились.

Стало трудно понять, говорим мы или молчим.

Наши руки едва касались.

Было поздно, мы утомились.

Мы считали, что будут другие ночи.

Дыхание Анны замедлилось, а я все еще не наговорилась.

Она повернулась набок.

Я сказала: Я хочу что-то тебе сказать.

Она сказала: Скажешь завтра.

Я ей никогда не говорила, что очень ее люблю.

Она была моей сестрой.

Мы спали в одной постели.

С какой стати вдруг это говорить.

Ни к чему.

В отцовском сарае вздыхали книги.

Одеяло вздымалось и опадало надо мной в такт дыханию Анны.

Я подумала, не разбудить ли ее.

Но к чему.

Будут другие ночи.

Да и как сказать люблю тому, кого любишь?

Я повернулась набок и заснула рядом с ней.

Вот то главное, что я пытаюсь тебе сказать, Оскар.

Это всегда к чему.

Я люблю тебя.

Бабушка

КРАСОТА И ПРАВДА

В тот вечер мама сделала на ужин спагетти. Рон тоже ел. Я спросил, не раздумал ли он покупать мне установку из пяти барабанов с тарелками Zildjian. Он сказал: «А что. Я с удовольствием». — «И с двойной педалью для баса?» — «Не знаю, что это, но заранее согласен». Я спросил, почему у него нет своей семьи. Мама сказала: «Оскар!» Я сказал: «Что?» Рон отложил нож и вилку и сказал: «Все нормально». Он сказал: «У меня была семья, Оскар. Были жена и дочь». — «Вы развелись?» Он засмеялся и сказал: «Нет». — «Тогда где же они?» Мама смотрела в свою тарелку. Рон сказал: «Они попали в аварию». — «В какую аварию?» — «В автомобильную». — «Я об этом не знал». — «Мы с твоей мамой встретились в группе поддержки для людей, потерявших близких. И мы подружились». Я не смотрел на маму, а она не смотрела на меня. Почему она мне не сказала, что ходит в группу поддержки?

«А что же вы не погибли в аварии?» Мама сказала: «Хватит, Оскар». Рон сказал: «Меня не было в машине». — «Почему вас не было в машине?» Мама посмотрела в окно. Рон провел пальцем по краю тарелки и сказал: «Не знаю». — «Что странно, — сказал я, — так это, что я ни разу не видел, чтобы вы плакали». Он сказал: «Я плачу все время».

  87  
×
×