25  

— А ну брысь! — огрызнулся Толстый Пол с молодецким задором.

— Это ко мне, — сказал я. — Мой автор.


Пятый день в Лондоне, а о Селине до сих пор ни слуху, ни духу.

Вчера я наконец отыскал Алека Ллуэллина, но на этом след оборвался. Врунишка Алек. Он затихарился неподалеку от Мраморной Арки в жилом комплексе с гостиничным обслуживанием — навороченная ночлежка для нелюдимых управленцев среднего звена и обеспеченных бомжей, все параллельно и перпендикулярно, по ощущению напоминает то ли больницу, то ли лабораторию: пятьдесят элементов выборки социального нисхождения под наблюдением в контролируемых условиях. По жизни Алек видит себя глубоководным ныряльщиком. Преступность, долги, наркотики — вот в каких безднах он трепыхает ластами. Алек чиркает спичкой и прикуривает; длинные пальцы, сведенные в щепоть, вторят линиям носа и подбородка, сходящимся на его породистом нервном лице. Да, он нервничает. Он сильно сдал по сравнению с прошлым годом. Тогда Алеку было море по колено. Атеперь — сомнительно.

— Где Селина?

— Понятия не имею, — отозвался Алек. — Хуи пинает где-нибудь. Жопой крутит у кого-нибудь в пентхаусе. Выбирай на вкус.

— С кем она спит?

— Я-то почем знаю?

— Ты говорил, это кто-то хорошо мне знакомый. И кто же? Кто?

— Какая разница, кто. Сам подумай. Я что, должен тебе все разжевывать? Сколько ей, без малого тридцать? Для вольного стрелка это уже серьезный возраст. На все дыры мастерица успела утомиться, активы тают. Ей только и осталось, что палить очередями, пока не попадет в яблочко. Выбора-то у нее нет. Ладно, женись на ней. Или кого-нибудь другого поищи— школьницу с веснушками, разведенку с двумя детьми, суку деловую, толстую медсестру...

— Ну и врун же ты. Лишь бы языком молоть, а там хоть трава не расти. И в кого ты такой враль?

— А ты в кого такой безмозглый? Где она, по-твоему? На летних курсах? По Озерному краю рассекает?

Я обвел взглядом комнату. Взбаламученная кровать, щетка для волос, распотрошенный, вывернутый наизнанку чемодан. Поджарый Алек, тридцати шести лет от роду, отец двоих детей — что он делает в этой дыре, со всем своим образованием и классовыми привилегиями? Мы пили перно (порно) из литровой бутылки, купленной в Хитроу.

— Из-за того, что ты сказал в аэропорту, вся поездка псу под хвост, — произнес я. — Большое тебе спасибо. Как мне было хреново.

— Я просто хотел тебя предупредить.

— О чем?

— Она хочет заграбастать все твои денежки.

Я сразу оживился.

— Ну и что? — спросил я. — Ты-то тут при чем, черт побери?

— ...Я тоже хочу заграбастать все твои денежки. — Он хохотнул, но не больно-то весело. — Джон, я серьезно. Неудобно тебя просить...

— А мне-то как неудобно это выслушивать. Сколько?

Он назвал сумму — совершенно умопомрачительную.

— Ты и так должен мне денег, — проговорил я. — Зачем тебе еще? С наркотой какое-нибудь дельце? Карточный долг?

— Алименты! Закон полностью на ее стороне. Стоит нам поругаться, в момент подвалит куча копов и объяснит мне, что я не прав.

— Секундочку! Ты же говорил, что все еще спишь с ней,

— Есть такое дело. Между нами говоря — просто песня; лучше, чем когда-либо.

— Не въезжаю.

— Смотри: эти волки позорные говорят, что я должен ей кучу денег. Если б у меня денег не было, все бы ничего. Но у меня до фига на счету. Беда в том, что мне кровь из носу нужно рассчитаться по одной сделке. Угораздило же ввязаться... Эти ребята шутить не любят, к если я не выложу бабки, пиши пропало. Они предупредили, что со мной сделают.

— Что именно? — с интересом спросил я.

— По затылку бить не будут. Фейс, короче, попортят. Без шуток. Если к пятнице не наскребу — то привет, Брикстон[11].

— Господи.

— Дай мне денег, пожалуйста. Ну не жмоться ты. Как человека тебя прошу. Пожалуйста. Сколько ты получаешь за этот фильм? Восемьдесят? Сто?

— Пока нисколько.

— Ну пожалуйста. Я бы тебе обязательно дал.

— Где-то я уже это слышал.

— Я верну через десять дней. Честное слово. Я жду одного чека... Это как краткосрочный кредит, ну, на покупку нового дома, пока старый не продам.

— Я в курсе про краткосрочный кредит.

С краткосрочными кредитами опыта мне было не занимать. И так каждый раз. Деньги, прихода которых ожидал Алек, — они всегда представлялись моими. Будто каждая купюра снабжена специальной меткой: для меня. Но когда деньги в натуре приходили, то уже совсем не были похожи на мои. Гораздо больше они напоминали деньги Алека. И ему вовсе не улыбалось транжирить на меня всю сумму. Вот такие они, деньги, ненадежные. Этого у них не отнять, что да, то да.


  25  
×
×