Любите ли вы Брамса?

– Скажи что-нибудь, – пробормотала она.

– Я был так одинок, – сказал он, – я все думал. Присядь, возьми мой платок. Сейчас я тебе объясню.

Он объяснил. Объяснил, что женщин нельзя оставлять без присмотра, что он вел себя неосторожно и понимает, что все произошло по его вине. Он не сердится за ее опрометчивость. Больше об этом разговора не будет. Она соглашалась: «Да-да, Роже», и ей хотелось заплакать еще сильнее и хотелось засмеяться. Она вдыхала такой родной запах Роже, запах табака и чувствовала, что она спасена. И что погибла.

Через десять дней она в последний раз была у себя дома с Симоном.

– Смотри, не забудь, – сказала она.

Она протянула ему два галстука, она не глядела на него, чувствуя, что силы ее оставляют. Вот уже два часа, как она помогала ему складывать вещи. Незатейливые пожитки влюбленного, но весьма беспорядочного юноши. И повсюду они натыкались на зажигалки Симона, на книги Симона, на туфли Симона. Он ничего ей не сказал, он держался молодцом, сознавал это и задыхался от этого.

– Ну, хватит, – сказал он. – Остальное можно снести к вашей консьержке.

Она не ответила. Он оглянулся вокруг, стараясь внушить себе: «В последний раз, в последний раз», но ничего не получалось. Его била нервная дрожь.

– Я никогда не забуду, – произнесла Поль и подняла к нему глаза.

– И я тоже, – сказал он, – не в том дело, не в том дело…

Он хотел было повернуть в ее сторону искаженное болью лицо, но вдруг зашатался. Она поддерживала его обеими руками, она снова была опорой его горю, как бывала опорой его счастью. И она не могла не завидовать остроте этого горя, красе этого горя, прекрасной боли, которой ей уже не суждено испытать. Он высвободился резким движением и вышел, забыв свои вещи. Она побежала за ним, свесилась через перила, крикнула:

– Симон! Симон! – И добавила, сама не зная почему: – Симон, теперь я старая, совсем старая…

Но он не слышал ее. Он несся вниз по ступенькам, глаза застилали слезы; он бежал, как бегут счастливцы: ему было двадцать пять. Она беззвучно прикрыла дверь, прислонилась спиной к косяку.

В восемь раздался телефонный звонок. Еще не сняв трубку, она знала, что услышит сейчас.

– Извини, пожалуйста, – сказал Роже, – у меня деловой обед, приду попозже, если только, конечно…

1959 г.