27  

— Что?!!! — заорала я.

Я круто развернулась, схватила его за плечи и бешено затрясла.

— Что мы должны сделать? Устыдиться своего сознания? Ты спятил? Что с тобой творится?! Да как у тебя язык повернулся такое ляпнуть??!!

— Но послушай же! Я не имел в виду, что они лучше нас. Я даже не говорил, что мы должны брать с них пример. Но у них есть идея… света и тени, которой мы лишены. Они горделивы, но и стыдиться тоже умеют, они подчас чувствуют себя властелинами мира, но потом осознают, сколь беспомощны на самом деле. Они знают свои добрые и злые стороны. И те, и эти! Они научились жить, балансируя между ними. Мы так не умеем. И… разве ты не понимаешь, что хотя бы для одного человека — для меня — с опытом жизни в Культуре, во всех её проявлениях, всё-таки может оказаться предпочтительнее жить в этом обществе, а не в Культуре?

— И ты считаешь, что эта адская дыра… предпочтительней?

— Да. Конечно, раз уж я сделал то, что сделал. Они… исполнены жизни. В конечном счёте они окажутся правы, Сма. На самом деле, всё то, что здесь творится, то, что мы — или иногда они сами — зовём злом, не имеет значения. Это просто происходит. Это случается здесь. Уже одно это служит оправданием. Уже хотя бы ради одного этого стоит жить здесь и быть частью всего этого.

Я стиснула его плечи.

— Нет, я не понимаю, о чём ты говоришь. Линтер, чёрт подери, ты ещё больший чужак, чем они. По крайней мере, у них есть выход. Лазейка. Бог. Ты знаком с этим недавним грёбаным мифическим изобретением? А ещё у них есть фанатики. Зелоты[47]. Мне тебя жаль.

— Спасибо.

Он моргнул и снова уставился в небеса.

— Я не надеялся, что ты сразу же проникнешься моим новым мировоззрением, но… — он издал звук, способный сойти за смех, — я не думаю, чтобы ты не была на это способна, не так ли?

— Не надо мне этих твоих снисходительных взглядов.

Я покачала головой. Ну не могла я на него сердиться, пока он в таком состоянии! Гнев стал стихать во мне, и я заметила что-то вроде слабой вкрадчивой усмешки на лице Линтера.

— Я не могу ничего для тебя сделать, Дервлей, — сказала я. — Ты совершил ошибку. Самую страшную ошибку в твоей жизни. Ты сам лучше знаешь, что тебе делать с ней. Остаётся надеяться, что тебе не взбредёт в голову усовершенствовать свою канализационную систему и поселить в своих кишках новый выводок каких-нибудь болезнетворных бактерий, чтобы стать ещё ближе к хомо сапиенс.

— Ты мой друг, Дизиэт, я рад, что ты так этим прониклась… но я думаю, что моё решение верно.

Мне оставалось только снова покачать головой, что я и не замедлила сделать. Линтер сжимал мою руку в своей, пока мы спускались на мостик и затем покидали парк. Мне было очень жаль его.

Казалось, он достиг определённого совершенства в своём одиночестве.

Мы погуляли по городу и зашли к нему в квартиру пообедать. Он жил в современном квартале у гавани, недалеко от внушительно выглядящей городской ратуши. Квартира была бедная, с наскоро выбеленными стенами и скудной мебелью. Она вообще не была похожа на чьё-то постоянное жилище, хотя на стенах и висели несколько репродукций позднего Лоури и набросков работы Гольбейна.

Стало пасмурно. Я пообедала и ушла. Я думаю, он ожидал, что я останусь. Но я хотела только вернуться на корабль.

4.4 Ибо Господь повелел мне сделать это

— Зачем я сделал — что?

— То, что ты сделал с Линтером. Изменил его. Изуродовал его.

— Потому что он попросил меня об этом, — ответил корабль.

Я стояла в центре ангара на верхней палубе. Только вернувшись на корабль, я осмелилась вступить с ним в спор. Через посредство автономного дрона, разумеется.

— И, разумеется, это не имеет ничего общего с надеждой, что пребывание в человеческой шкуре покажется ему столь омерзительным, что он убежит обратно. Ничего общего с намерением шокировать его всей болью и тягостями человеческого существования — аборигены, по крайней мере, могут привыкнуть к ним, вырасти с ними. Ничего общего с идеей подвергнуть его физическому и ментальному истязанию, — зато теперь ты можешь сесть и сказать: «А я же тебе говорил…», когда он взмолится, чтобы ты забрал его.

— Если быть точным, то нет. Ты, по всей видимости, решила, что я изменил Линтера по своим собственным соображениям. Это не так. Я сделал это, потому что Линтер попросил меня. Я его отговаривал, но когда мне стало ясно, что он имеет в виду именно то, что сказал, и знает о возможных последствиях своего решения, когда я не смог найти в его действиях признаков безумия, — я удовлетворил его просьбу.


  27  
×
×