Четвертая рука

— В чем дело? — спросил он у женщины.

— Украшение — как раз для твоего пупка, — усмехнулась она.

— Нет уж, только не для моего! — улыбнулся он в ответ.

Патрик протянул ему амулет и нечаянно задел куртку, висевшую на левой руке. Увидев, что у него нет левой кисти, охранники тут же его узнали.

— А, так вы тот самый, кого лев погрыз! — воскликнул чернокожий полицейский, мельком глянув на миниатюрную платиновую руку со скрещенными пальцами, которую держал на ладони.

А охранница коснулась изуродованной руки Патрика и смущенно сказала:

— Извините, я вас не узнала, мистер Уоллингфорд!

Все-таки лицо у нее было ужасно грустным, и Патрик невольно задумался, отчего она так грустит. На горле у женщины он заметил маленький шрам в форме рыболовного крючка; шрам мог быть следствием чего угодно — детской игры с ножницами, неудачного брака или зверского изнасилования.

Ее коллега — маленький и худой человечек — с интересом разглядывал украшение.

— Смотри-ка, рука! Да еще левая! Только теперь понял! — воскликнул он возбужденно и посмотрел на Уоллингфорда. — Наверно, это ваш амулет, верно?

— Вообще-то он для плодовитости. Мне так сказали.

— Да неужто? — спросила женщина и взяла талисман у чернокожего охранника. — Дай-ка взглянуть еще разок. И что, помогает? — спросила она у Патрика. Он мог бы поклясться, что спросила она совершенно серьезно.

— Однажды отлично сработало, — пожал плечами Уоллингфорд.

Ему страшно хотелось узнать, отчего она такая грустная. Ей было лет сорок или чуть больше; на безымянном пальце левой руки обручальное кольцо, а на безымянном пальце правой — перстень с бирюзой. В ушах — такие же бирюзовые серьги. Может, и в пупке у нее тоже какой-нибудь амулет? Может, и она тоже никак не может родить ребенка?

— Возьмите эту штуку себе, если хотите, — предложил женщине Уоллингфорд — Мне она больше не нужна.

Чернокожий охранник засмеялся и, махнув рукой, отошел от них подальше.

— Ох-ох-ох! — покачал он головой и сказал, обращаясь к Патрику: — Не стоило бы вам в это дело соваться!

«А что, если у этой несчастной дюжина детей и ей до смерти хочется перевязать себе трубы, да только негодяй муж не позволяет?» — промелькнуло у Патрика в голове.

— Заткнись, ты! — прошипела охранница вслед уходящему мужчине, а тот все продолжал смеяться, хотя ее это явно злило.

— Нет, правда, можете его взять, если хотите, — снова предложил Уоллингфорд, В конце концов, миссис Клаузен просила отдать талисман кому угодно.

Женщина сомкнула темные пальцы над амулетом, сжав его в ладони:

— Я бы очень хотела! Да только не могу себе такое позволить!

— Да что вы! Это же бесплатно! Я его вам дарю! Берите, он ваш! — уговаривал Патрик — Надеюсь, он действительно помогает. — Он понятия не имел, для чего охраннице этот амулет — для себя, или для подруги, или она знает, где можно его выгодно продать.

Уже отойдя на некоторое расстояние от поста охраны, Уоллингфорд оглянулся на нее. Женщина была занята — для всех остальных она ведь оставалась сотрудницей службы безопасности, — но, заметив его взгляд, помахала ему рукой и вдруг улыбнулась. В ее поднятой над головой руке блеснул миниатюрный талисман. Уоллингфорд был слишком далеко, чтобы разглядеть скрещенные пальцы на крохотной руке, но блеск амулета он видел хорошо.

Этот блеск напомнил ему об обручальных кольцах Дорис и Отто Клаузена и о том, как они сверкали в луче карманного фонаря между темной поверхностью воды и досками причала. Сколько раз Дорис заплывала туда, подгребая под себя воду одной рукой, а в другой держа фонарик?

А может, она ни разу и не была там? Может, она — как теперь и Уоллингфорд — могла видеть эти кольца только во сне или в памяти, где золото сверкает ярче, а отблеск колец в воде кажется вечным?

Если у него и остались шансы добиться руки миссис Клаузен, то дело вовсе не в том, окажется Мэри Шаннахан беременной или нет. Куда важнее, снятся ли Дорис Клаузен те обручальные кольца, которые она спрятала под настилом причала.

Когда самолет взлетел и взял курс на Цинциннати, Патрик Уоллингфорд в полном смысле слова висел в воздухе. И в точно таком же состоянии были мысли Дорис Клаузен относительно Патрика Уоллингфорда. Оставалось только ждать и надеяться.

Был понедельник, 26 июля 1999 года. Уоллингфорд надолго запомнит эту дату. Пройдет еще целых девяносто восемь дней, прежде чем он снова увидит миссис Клаузен.