Четвертая рука

Сара чуть подвинулась, переменив позу; пенис Патрика скользнул по ее бедру, а культя коснулась ее ягодиц Может быть, Сара и попыталась определить, что именно и в каком месте к ней прикасается — размер для нее значения не имел, — однако подобные мысли могли вернуть обоих к самым заурядным действиям и ощущениям, и она прогнала их прочь.

Телефонный звонок Мэри прервал чтение на той сцене из «Паутины Шарлотты», когда Шарлотта (паучиха), зная, что ей недолго осталось жить, пытается подготовить Уилбера (поросенка) к неизбежной разлуке.

«В конце концов, что такое жизнь? — спрашивает Шарлотта. — Мы рождаемся на свет, поживем немножко и умираем. Суетимся, маемся, хлопочем — а все для того, чтобы ловить и поглощать мух…»

И тут зазвонил телефон. Уоллингфорд вздрогнул и чуть сильнее сжал одну из грудей Сары, а она проявила свое раздражение тем, что, схватив трубку, резко спросила:

— Кто это?

— А вы кто такая, чтобы меня об этом спрашивать? — возмутилась Мэри. Она так заорала, что Патрику все было слышно. Он даже застонал. И шепнул Саре на ухо:

— Скажи ей, что ты — моя мать. (Ему, правда, тут же стало стыдно: в последний раз он пользовался этой отговоркой, когда его мать была еще жива.)

— Я мать Патрика Уоллингфорда, дорогая моя, — сказала в трубку Сара Уильямс — А вот кто вы такая? — Это «дорогая моя» снова напомнило Патрику Эвелин Арбутнот.

Мэри бросила трубку.

А миссис Уильямс продолжила читать ту главу «Паутины Шарлотты», которая завершалась словами: «Когда она умирала, рядом с нею никого не было».

Сара, утирая слезы, протянула книжку Патрику. Он ведь обещал прочитать ей последнюю главу, про поросенка Уилбера. «И вот Уилбер вернулся домой, к своей любимой навозной куче…», — начал Уоллингфорд. Он читал ровным голосом, без эмоций, как сводку новостей. (Книга, конечно, была лучше, чем новости, но не в этом дело.)

Когда Патрик закончил чтение, они немного поспали; тем временем на улице стемнело. Проснувшись, Уоллингфорд выключил лампу на ночном столике, так что теперь и в номере стало совсем темно. Он лежал совершенно неподвижно. Спящая Сара Уильяме прижалась к нему сзади; ее груди упирались ему в лопатки, а выпуклый живот как раз умещался в выемке над поясницей; одной рукой она обнимала его за талию, а другой — сжимала его пенис, чуточку сильнее, чем нужно, но он, несмотря на это, крепко заснул.

Они, вполне возможно, проспали бы так всю ночь. А может, проснулись бы еще до зари и занялись бы любовью в предрассветных сумерках, понимая, что никогда больше не встретятся. Впрочем, все, что они могли бы сделать, значения не имело: снова зазвонил телефон.

На сей раз Уоллингфорд сам взял трубку. Он знал, кто звонит, он даже во сне ожидал этого звонка. Уоллингфорд рассказывал Мэри, как и когда умерла его мать, и даже удивился, что ей понадобилось так много времени, чтобы об этом вспомнить.

— Она же умерла! — донеслось из телефонной трубки. — Твоя мать умерла! Ты мне сам говорил! Она умерла, когда ты еще в колледже учился!

— Правильно, Мэри.

— У тебя просто любовная интрижка! — взвыла Мэри. И Сара, естественно, все слышала.

— И это правильно, Мэри, — не терял самообладания Уоллингфорд. Он не видел причин что-то объяснять ей, говорить, что влюблен вовсе не в Сару Уильямс. Мэри до чертиков ему надоела: слишком уж упорно она его осаждала.

— Это та самая молодая женщина, что уже звонила? — довольно громко спросила Сара. И одного звука ее голоса — расслышала Мэри ее вопрос или нет — оказалось достаточно, чтобы Мэри заверещала с новой силой.

— Судя по голосу, она действительно тебе в матери годится! — взвизгнула она.

— Мэри, ради бога…

— Этот кретин Эдди всюду тебя ищет! Тебя все ищут, Пат! Нельзя же уезжать на весь уик-энд, никому не оставив ни адреса, ни телефона! Ты что, хочешь, чтобы тебя уволили?

Именно тогда Патрик впервые подумал: а может быть, он и впрямь этого хочет? И в полутьме гостиничного номера идея эта засветилась перед ним, словно цифровой будильник на ночном столике.

—Ты же знаешь, что случилось, ведь знаешь же? — не унималась Мэри. — Или так затрахался, что все новости пропустил?

— Я вовсе не трахался! — Патрик прекрасно знал, что этими словами лишь подливает масло в огонь. Мэри ведь журналистка. А любой журналист тут же пришел бы к выводу, что все выходные Уоллингфорд только этим и занимался. Мэри давно уже научилась делать столь очевидные выводы.