Четвертая рука

— Да, она, — также шепотом ответил Патрик. Гримерша как раз его оседлала, и роскошная иссиня-черная грива упала ей на лицо. Уоллингфорд хорошо видел только ее уши, точнее, одно ухо, зато (по запаху) определил, что у нее новая жвачка — малиновая или клубничная.

— От тебя, естественно, доброго слова не дождешься! Даже поздравить меня не мог! — говорила его Мэри. — Я, конечно, переживу, но эту ужасную девку я тебе никогда не прощу! Ты что, хотел меня унизить? Да, Пат?

— Это я-то ужасная девка? — спросила Энжи и вдруг начала задыхаться. При этом у нее из горла исходило какое-то низкое рычание — возможно, из-за жвачки.

— Ага, ты, — отплевываясь от ее волос, которые все время попадали ему в рот, ответил Патрик.

— А какое мисс Шаннахан до меня дело? — спросила Энжи, задыхаясь еще сильнее. «Неужели вторая Кристал Питни?» — с ужасом подумал Уоллингфорд.

— Я вчера спал с ней, — сказал он Энжи. — И может быть, даже сделал ей ребенка. Она очень этого хотела.

— А-а-а. Тогда понятно, — прорычала гримерша. —Я знаю, что ты дома! Возьми трубку, засранец! — визжал в автоответчике голос Мэри.

— Господи… — начала было Энжи, попытавшись перевалить Уоллингфорда на себя, чтоб он наконец оказался сверху — видимо, ей уже надоело «скакать» на нем.

— Ты же должен был собираться в Висконсин! — верещала Мэри. — Ты же хотел отдохнуть перед поездкой! — Одна из сотрудниц, похоже, попыталась ее утихомирить. Потом донесся зычный голос официанта, вещавшего что-то насчет «сезона трюфелей».

Патрик узнал его голос это был официант из итальянского ресторана на Семнадцатой улице.

— Ну, так что насчет Висконсина?! — не унималась Мэри. — Я, между прочим, хотела провести уик-энд в твоей квартире, пока ты летаешь в Висконсин, чтобы просто попробовать…— Она расплакалась.

— А что насчет Висконсина? — спросила Патрика несколько запыхавшаяся Энжи.

— Я лечу туда первым утренним рейсом. — Больше Уоллингфорд ничего ей говорить не стал.

А из автоответчика тем временем раздался совсем другой голос — видимо, одна из сотрудниц редакции отняла у Мэри мобильник, когда та захлебнулась в слезах и в соплях.

— Скотина ты, Пат! — кратко сообщила она Уоллингфорду, и он тут же представил себе ее лицо, облагороженное скальпелем пластического хирурга. С этой редакторшей он когда-то мотался в Бангкок — тогда, правда, лицо у нее было значительно моложе.

— Ха! — победоносно вскричала Энжи, которой наконец удалось завалить их обоих, приведя в несколько непривычное для Уоллингфорда положение «на боку». Ему было немного больно, но гримерша только набирала темп — ее рычанье превратилось в сладострастный стон.

Когда автоответчик среагировал на следующий звонок, Энжи в экстазе саданула пяткой Патрику по спине, по-прежнему удерживая его в позиции «на боку» и громко похрюкивая от удовольствия. Печальный женский голос спросил похоронным тоном:

— Скажите, моя девочка у вас? Чем ты там занимаешься, доченька? Перестань сейчас же, детка! Ох, Энжи, Энжи! Сердце разрывается!..

— Господи, мама… — но Энжи не хватило воздуха. И стон ее опять превратился в рычанье, а рычанье в львиный рев.

«Уж больно громко она кончает, — подумал Уоллингфорд. — Соседи еще, чего доброго, решат, что я тут кого-то убиваю… Да и в Висконсин собираться пора…» И тут Энжи, резко повернувшись, оказалась на спине, а ее нога каким-то непостижимым образом — ведь за все это время они ни разу не расцеплялись — воздвиглась ему на плечо. Патрик попытался поцеловать девушку, но мешало ее высоко задранное колено.

А мамаша Энжи продолжала тем временем монотонно и довольно ритмично причитать. Потом автоответчик вдруг издал какой-то странный звук, словно он тоже испытывал оргазм, и Уоллингфорд так и не услышал, когда именно мать Энжи повесила трубку: последние звуки ее рыданий были полностью заглушены истошными воплями самой Энжи. Даже во время родов так не орут, предположил Патрик (тут он, конечно, ошибался); даже Жанна д'Арк, наверное, так не кричала в пламени костра… Наконец Энжи затихла. На мгновение она замерла, как будто ее хватил удар, а потом начала дергаться, толкаться, вырываться. Ее волосы хлестали Уоллингфорда по лицу, тело резко выгнулось, как у взбрыкнувшей лошади, ногти впились ему в спину…

«Ничего себе, — думал Патрик. — Она не только орет, когда кончает, но еще и царапается!» Он хорошо помнил, какой была юная, незамужняя Кристал Питни. На всякий случай, чтобы Энжи ненароком не выцарапала ему глаза, он прижался лицом к ее горлу. Честно говоря, он уже опасался следующей стадии ее оргазма — у этой девицы, похоже, был сверхчеловеческий запас сил. Беззвучно, не издав ни стона, ни вздоха, она снова выгнулась дугой и сбросила его с себя; он съехал на бок, потом перевалился на спину, но, что удивительно, при этом они так и не расцепились! Казалось, они срослись друг с другом, образовав новый вид живой материи. Патрик чувствовал, как бьется ее сердце, как ходуном ходит вся ее грудь, однако же, она не издавала ни звука и, похоже, даже не дышала.