Возраст любви

Аманда обнаружила его на пленке вечером того же дня. Почему он звонит, задумалась она. Зачем? Что ему от нее нужно? Свою точку зрения Джек высказал с предельной откровенностью, и у Аманды не было ни необходимости, ни желания снова встречаться с ним. Даже звонить Джеку по телефону она не хотела. К чему? Ведь все ясно!

И все же, слыша его голос, она не удержалась от слез. Все еще всхлипывая, она вернулась в постель, предварительно достав из холодильника вазочку с мороженым. Кроме него, она все равно ничего больше не могла есть.

Теперь она отвечала только на звонки дочерей. Аманде по‑прежнему не хотелось, чтобы они приезжали, поэтому она почла за благо позвонить им и сказать, что серьезно простудилась и что дочерям лучше пока воздержаться от визитов, чтобы не заразиться самим. Она даже пообещала, что сама заедет к ним, когда ей станет лучше, но ни Джен, ни Луиза ей не поверили.

— По‑моему, она врет, — заявила Луиза, позвонив Джен вечером во вторник. — У нее совершенно здоровый голос, так что никакого гриппа нет и в помине. Должно быть, у нее очередной нервный срыв.

— Почему бы тебе не оставить маму в покое? — сердито возразила ее сестра, и Луиза даже обиделась. Но когда вернулся с работы Пол, Джен сказала ему, что, по ее мнению, роман кончен, и он с ней согласился. В последнее время его отец был похож на рассвирепевшего быка, что было для него совершенно не характерно. Разрыв с Амандой мог быть единственным объяснением его неуравновешенного состояния.

— Я виделся с ним сегодня после обеда, — заметил Пол. — Папа выглядит так, словно он уже неделю не причесывался, и бросается на всех как… как не знаю кто. Я думаю, Аманда послала его куда подальше, вот он и бесится.

— Может быть, это он бросил ее. Это было бы вполне в стиле твоего отца, — возразила Джен. Она уже несколько раз задумывалась, не они ли виноваты в том, что счастье матери оказалось столь недолговечным. Аманда ничем не заслужила такого отношения к себе со стороны дочерей, и Джен казнила себя за эгоизм и нетерпимость, но поправить дело было уже нельзя. Она, во всяком случае, не знала, как это сделать.

Приходящая прислуга снова застала Аманду все еще в постели. Она грызла яблоко и смотрела телевизионную программу. С некоторых пор Аманда пристрастилась к дневным и вечерним телесериалам и ток‑шоу, в которых несчастные, брошенные женщины рассказывали об изменах своих мужей, и пролила немало горьких слез, оплакивая судьбы героинь этих передач.

— Скоро я стану толстой и противной старухой! — сказала однажды Аманда, обращаясь к телевизору. Она только что уничтожила фунта два яблок и две огромные порции сливочного мороженого. Есть яблоки ей посоветовал врач, чтобы пополнить запасы железа в организме, но Аманда предпочла бы питаться железными опилками. Яблоки она не переносила с детства, однако рекомендаций врача придерживалась. Мороженое по‑прежнему оставалось основой ее рациона.

— Ну и что? — ответила она сама себе. Да, она будет толстой‑претолстой, неопрятной старухой, с которой не захочет разговаривать ни один приличный человек, а Джеку Уотсону и горя мало. Наверняка этот подонок снова начал крутить со всеми этими звездами и фотомоделями.

Но Аманда ошибалась. Джек ни с кем не встречался. Он продолжал кричать на Глэдди и разносить в пух и прах своих менеджеров, а продавщицы, завидев его в торговом зале, начинали трепетать. Ни один человек не мог чувствовать себя рядом с ним спокойно. Джек в любой момент мог сорваться, обидеть ни за что ни про что, даже оскорбить. Этот кошмар продолжался полных две недели, и в конце концов Глэдди не выдержала.

— Послушайте, мистер Уотсон, не могли бы вы сделать мне одолжение, — заявила она однажды. — Поговорите с ней по душам. Может быть, вы сумеете о чем‑то договориться, потому что иначе вы сведете себя с ума. И себя, и всех нас. Две продавщицы уже подали заявление об уходе, и я их понимаю. Я сама подумываю о том же. С вами стало невозможно работать. Вы мечетесь, как раненый зверь, и набрасываетесь на каждого, кто попадается вам навстречу. Так больше нельзя. Позвоните ей, мистер Уотсон.

Джек оторопело посмотрел на Глэдди. Его поразила не столько осведомленность ее, сколько то, что вместо привычного, домашнего «шеф» она назвала его «мистер Уотсон». Это прозвучало так холодно и официально, что Джек невольно вздрогнул.

— Откуда ты знаешь, что я… что мы не разговариваем? — удивленно спросил он. На самом деле он уже привык к тому, что Глэдди всегда все знает, просто ему нужно было хоть что‑нибудь сказать.