109  

— И ты там тоже был?

— Не я, а мы. Мать писала у себя в комнате, единственное окно которой выходило в проулок, где сидел на привязи шнауцер. От постоянного лая мать просто с ума сходила.

— И тогда Дженни взяла и подвинула сани, да? И пес съел девочку, родители пошли в полицию, и несчастного пса усыпили? Ну а ты, конечно, утешил молодую вдову, которой было, наверно, сорок с хвостиком.

— Без хвостика сорок, — поправил ее Гарп. — Но это к делу не относится. Все было совсем не так.

— А как?

— Однажды ночью в кафе у пса случился удар. Виноваты были соседские шалопаи, напугавшие пса до смерти. Шутники незаметно подкрадывались к кафе, а потом кидались на дверь или припадали к окну и громко мяукали. Бедный пес от страха впадал в истерику.

— Надеюсь, он от удара скончался?

— Наполовину. Ему парализовало зад, и теперь пес мог двигать только передними лапами и головой. Но вдова очень любила беднягу пса как память о покойном муже. Плотник, с которым она спала, сделал по ее заказу маленькую тележку. И пес стал передвигаться — передние лапы шли, а мертвые задние ехали на тележке.

— Господи! — в который раз воскликнула Хелен.

— Ты себе не представляешь, как скрипели эти колесики!

— Не представляю, — призналась Хелен.

— Мать сказала, правда, что совсем их не слышит. Но звук был такой жалобный, что действовал на нервы куда сильнее, чем лай пса. На повороте тележку всегда заносило; пес подпрыгивал, тележка обгоняла передние ноги, и вся конструкция опрокидывалась. Естественно, самостоятельно подняться пес не мог. Кроме меня, казалось, никто не видел мучений пса, во всяком случае, именно я выходил в проулок и выручал беднягу. Встав на ноги, пес тут же пытался меня укусить, но убежать теперь от него ничего не стоило.

— И вот однажды, — сказала Хелен, — ты отвязал шнауцера, он выбежал на середину улицы, не взглянув по сторонам. Прости, не выбежал, а выкатился. И всем бедам сразу пришел конец. А вдова с плотником поженились.

— Ничего подобного, — покачал головой Гарп.

— Я хочу знать правду, — борясь со сном, проговорила Хелен. — Что все-таки случилось с этим чертовым шнауцером?

— Не знаю. Мы с матерью вернулись обратно в Штаты, все остальное тебе известно.

Хелен, засыпая, все-таки успела подумать — только ее молчание поможет мужу все расставить по полочкам. Эта новая версия могла быть таким же вымыслом, как все предыдущие, равно как и наоборот, все рассказанное могло оказаться в значительной мере правдой: у Гарпа возможна любая комбинация.

Хелен почти совсем спала, когда Гарп задал очередной вопрос.

— А какая из этих историй тебе больше всего нравится?

Но любовь утомила ее, а голос Гарпа все журчал и журчал.

И сон окончательно одолел ее. Она любила так засыпать после любовной игры, под тихое бормотание мужа.

Это огорчало Гарпа. К вечеру его внутренний двигатель остывал. Любовь, однако, служила генератором, вызывая настоящий словесный поток, пробуждая аппетит, желание читать всю ночь или бесцельно бродить по дому. Правда, в подобном состоянии он редко брался за перо, хотя иногда писал себе памятки, как бы завязывал узелки для будущих сочинений.

Но в ту ночь все пошло по-другому. Сдернув одеяло, он какое-то время любовался спящей Хелен, затем накрыл ее и отправился в детскую полюбоваться на Уолта. Данкен спал в доме миссис Ральф; зажмурив глаза, Гарп явственно увидел дрожавшие над горизонтом отблески пламени — как раз там, где находился этот кошмарный дом Ральфа.

Вид мирно спящего Уолта успокоил его. Гарп прямо-таки обожал вот так рассматривать своего сына. Нагнувшись к нему, он ощущал его чистое дыхание, и вдруг стал вспоминать, когда именно сонное дыхание Данкена сделалось кислым, как у взрослого. Для Гарпа это было чуть не шоком: вскоре после того как старшему исполнилось шесть, отец, лежа ночью рядом с ним, однажды почувствовал, что дыхание у того изменилось, потеряв легкость и чистоту. Как будто в тельце сына начался процесс разрушения, постепенного длительного умирания. Так он впервые осознал, что сын его смертен. Вместе с запахом появились и омертвевшие пятнышки на зубах, до этого времени таких безупречных. Данкен был первенцем, наверное, поэтому Гарп боялся за него сильнее, чем за Уолта, хотя, казалось бы, пятилетнего ребенка подстерегает больше опасностей, чем десятилетнего. Какие? Попасть под колеса машины. Поперхнуться земляным орешком. Попасть в руки злоумышленника. Да мало ли что еще…

  109  
×
×