На игле

Полнейшая шиза!

Глазея на поезда на Центральном вокзале Лейта

Когда я схожу с поезда в Уэйверли, город кажется мне зловещим и чужим. Два чувака орут друг на друга под аркой на Кэлтон-роуд, возле почтового склада. А может, они орут на меня? Чудесное место и время, для того чтобы слезать с иглы. Но можно ли найти идеальные место и время? Я ускоряю шаг (что не так-то просто с этим тяжеленным бэгом) и выхожу на Лейт-стрит. Что за хуйня, в конце-то концов? Уроды. Я, бля…

Я, бля, продолжаю идти. Быстрым шагом. Когда я дохожу до Театра, крики этих двух долбоёбов сменяются высокопарной болтовнёй буржуйских толп, поваливших с оперы: «Кармен». Некоторые из них направляются в рестораны в верхнем конце Лейт-уок, где забронированы столики. Я шагаю дальше. Всё время под гору.

Я прохожу мимо своего старого флэта на Монтгомери-стрит, потом мимо бывшего торчкового притона на Альберт-стрит, который сейчас разогнали и подмарафетили. Вниз по улице проносится полицейская машина, врубая бешеную сирену. Три чувака выползают из бара и накидываются на китаёзу. Один из них хочет поймать мой взгляд. Если эти уроды найдут малейший повод отметелить какого-нибудь мудака, они ухватятся за него руками и ногами. Я снова благоразумно ускоряю шаг.

С точки зрения теории вероятности, чем дальше спускаешься по Лейт-уок, тем больше шансов, что тебе начистят рыло. Но, как это ни странно, чем дальше я спускаюсь, тем безопаснее себя чувствую. Это Лейт. Наверно, это значает «дом».

Я слышу, как кто-то рыгает, и заглядываю в переулок, ведущий к строительному складу. Я вижу, как Второй Призёр блюёт жёлчью. Я благоразумно дожидаюсь, пока он закончит, и только после этого обращаюсь к нему:

— Реб, ты в порядке, чувак?

Он, шатаясь, разворачивается и пытается сфокусировать на мне свой взгляд, но его отяжелевшие веки так и норовят с грохотом захлопнуться, подобно стальным жалюзи ночного азиатского магазина через дорогу.

Второй Призёр лепечет что-то типа:

— Эй, Рентс, я здоров, как бык… сукин ты сын… — Потом выражение его лица вроде как меняется и он говорит: -…ёбаный сукин сын… я тебе дам, сука… — Он наклоняется вперёд и замахивается на меня. Даже несмотря на свой бэг, я успеваю отступить назад, и этот шизлонг врезается в стену, потом отшатывается назад и падает на жопу.

Я помогаю ему встать, а он грузит какую-то пургу, которой я не просекаю, но, по крайней мере, он стал теперь менее агрессивным.

Как только я обхватываю его рукой, чтобы помочь ему идти по дороге, этот поц обрушивается на землю, словно колода карт, с профессиональной беспомощностью хануриков, которые целиком отдались в вашу власть. Мне пришлось бросить свою дорожную сумку и поддержать этого мудака, чтобы он перестал падать и поднимать с тротуара другого второго призёра. Но это бесполезно.

По улице едет такси, я останавливаю его и запихиваю Второго Призёра на заднее сиденье. Водила явно недоволен, но я даю ему пятёрку и говорю:

— Отвези его в Баутау, шеф. Готорнвейл. Дальше он найдёт дорогу. — В конце концов, сейчас святки. А чуваки вроде Второго Призёра идеально вписываются в эту пору года.

Вначале мне хотелось сесть в такси вместе с Сэксом и поехать к матушке, но «Томми Младший» показался очень уж заманчивым. Вошёл Бегби с компанией уродов, одного из которых я, похоже, знаю.

— Рентс! Как дела, сукин ты сын? Ты чё, только из Лондона?

— Ага, — я потряс ему руку, а он притянул меня к себе и изо всей силы огрел по спине. — Только что запихал Второго Призёра в тачку, — сказал я.

— А, этот мудила. Я сказал ему, чтоб валил на хуй. Второй ёбаный наезд за сегодняшний вечер. Он же ж ёбаный алкаш. Это хуже, чем ёбаный торчок, бля. Если б не рождество и всё такое, я б сам его отпиздил. Между нами всё, на хуй, кончено. Всё, пиздец.

Бегби знакомит меня с чуваками из своей компании. Из-за чего эта толпа попёрла Второго Призёра, мне абсолютно по барабану. Среди них — Доннелли, или Парень из Сафтона, тот поц, которому Майки Форрестер когда-то лизал задницу. В один прекрасный день Форрестер его достал, и он надавал ему порядочных тырлей. Чувачка даже госпитализировали. Так ему и надо.

Бегби отводит меня в сторону и понижает голос:

— Ты слыхал, что Томми заболел, на хуй?

— Ага, слышал.

— Тогда пойди, блядь, и проведай его, раз приехал.

— Ага, я и сам собирался.

— И правильно, бля. Ты должен сходить к нему, как никто другой, бля. Я не виню тебя, Рентс, я говорил это Второму Призёру, блядь: «Я не виню, на хуй, Рентса за Томми». У каждого чувака есть своя ёбаная голова на плечах. Я так и сказал Второму Призёру, блядь.