На игле

Ты разбила мне сердце, э-ге-гей. Щелчок переключателя. Слава богу, что есть дистанционка. Одним нажатием кнопки можно перенестись в совершенно иной мир. Когда я вижу, как она держит в руках Замену для изношенного спортивного снаряжения, этот парень рассказывает что-то о вопиющей нехватке исчерпывающих, детальных входящих и выходящих мер, которые можно объединить, для того чтобы обеспечить оценку и подтверждение преимуществ на областном уровне, с точки зрения их эффективности и продуктивности, и налогоплательщик, который, в первую очередь, будет за это платить

— Кофе, Марк? Хочешь кофе? — спрашивает мама.

Я не в силах ответить. Да, пожалуйста. Нет, спасибо. И то, и другое. Не говорю ничего. Пусть мама сама решает, хочу я кофе или нет. Передадим ей эти полномочия или право принимать решения. Переданные полномочия — это полномочия сохранённые.

— Я купила хорошенькое платьице для Анджелиной малышки, — говорит мама, показывая мне предмет, который иначе, как хорошеньким платьицем, и не назовёшь. Похоже, мама даже не догадывается, что я не знаю, кто такая Анджела, не говоря уже о ребёнке, которому суждено стать получателем этого хорошенького платьица. Я только киваю и улыбаюсь. Мамина жизнь и моя давным-давно разошлись по разным касательным. Точка их соединения, хоть и смутная, но осталась. Я могу, например, сказать ей: «Я купил хорошенький дознячок „чёрного“ у одного барыги, кореша Сикера, забыл, как его зовут». Другими словами, мама покупает одежду для людей, которых я не знаю, а я покупаю «чёрный» у людей, которых не знает она.

Папик отращивает усы. Со своей короткой стрижкой он будет похож на обритого гомосексуалиста, на клона. Фредди Меркьюри. Он не врубается в эту культуру. Я пытаюсь объяснить ему, но он обрывает меня.

Однако на следующий день усы исчезают. Теперь папик говорит, что не хочет «возиться» с ними. По радио «Четыре» Клэр Гроган поёт «Не говори мне о любви», а мама варит на кухне чечевичную похлёбку. Я целый день пою в уме песню «Джой Дивижн» «Она потеряла контроль». Иэн Кёртис. Метти. Они перемешались у меня в голове; хотя единственное, что их сближает, это жажда смерти.

Вот и всё, что можно рассказать о прошедшем дне.

На выходные стало немного веселее. Сай подогнал шмали, но это оказался обычный эдинбургский план, короче говоря, полное дерьмо. Я забил пяточку и пыхнул. К вечеру меня даже немного пропёрло. Мне до сих пор не хотелось никуда выходить, тем более идти вместе с папиками в этот ебучий «Клуб докеров», но я решил сделать им одолжение, чтобы они хоть чуть-чуть отдохнули. Мама с папой редко пропускали субботний вечер в клубе.

Я смущённо бреду по Грейт-Джанкшн-стрит, а старик не спускает с меня глаз, боясь, как бы я не включил ноги. На Лейт-уок я случайно встречаю Мэлли, и мы перебрасываемся парой слов. Тут вмешивается старик и отводит меня в сторону, окидывая Мэлли таким взглядом, словно собрался переломать этому злобному пушеру ноги. Бедняга Мэлли, он даже травки не курит. Ллойд Битти, который когда-то был моим хорошим другом, пока все не узнали, что он трахает родную сестру, робко кивает мне.

В клубе люди встречают широкими улыбками моих стариков и натянутыми — меня. Пока мы садимся за столик, я замечаю шёпот и кивки, вслед за которыми воцаряется молчание. Папик хлопает меня по спине и подмигивает, а мама улыбается мне душераздирающе-нежной и удушающе-любящей улыбкой. Нет, они, конечно, неплохие старички. По правде сказать, я до опизденения люблю этих ублюдков.

Я думаю о том, каково им было, когда я стал тем, кем я есть. Стыдно, блядь. Но всё равно, я тут, с ними. А вот бедняжка Лесли никогда не увидит малютку Доун взрослой. Лес с Дохлым просто перепихнулись, и вот теперь, говорят, Лесли лежит в Южной общей, в Глазго, на искусственном поддержании жизни. Парацетамол, все дела. Она убежала в Глазго от мурхаусских торчков, но, в конце концов, стусовалась с Поссилом, Скрилом и Гарбо. От себя не убежишь. Наилучший выход для Лес — харакири.

Свонни был, как всегда, проницателен:

— В наши дни самый лучший продукт достаётся ёбаным «уиджи». Они сидят на чистой фармацевтике, а нам остаётся хавать всякий мусор, который попадается под руки. Эти суки переводят классный продукт, большинство из них даже не колется. Курить или нюхать дрянь — это же ёбаный перевод продукта, — шипел он презрительно. — А эта ёбаная Лесли. Она должна была наводить Белого лебедя на товар. Она хоть пальцем о палец ударила? Нет. Сидела и жалела себя из-за бэбика. И не стыдно ей. Пойми меня правильно. Всё дело в возможностях. Освобождение от обязанностей матери-одиночки. Мне кажется, она воспользовалась этим, чтобы расправить крылышки.