Дикая роза

Теперь все взоры устремились на Энн. Никогда ещё она не представляла такого интереса для людей, годами не вспоминавших о её существовании. Ее осаждали любопытствующие, соболезнующие гости, с каждой почтой она получала письма, в которых за возмущенными возгласами и предложениями помощи угадывалось злорадное торжество добродетельных душ. Ее приглашали одновременно в десять разных домов. Пусть приезжает погостить, даст за собой поухаживать, живет, сколько поживется. В мгновение ока Рэндл и Энн стали любимцами публики.

Хью узнал великую новость от Энн — она позвонила ему через полчаса после того, как получила письмо Рэндла. Энн просила его сейчас же приехать в Грэйхеллок. Хью отвечал неопределенно. Да, конечно, он приедет. Но сейчас у него неотложные дела в городе. Пусть звонит ему в любое время, он, конечно, сделает для неё все, что в его силах, только не выезжая из Лондона. Сам он, во всяком случае, будет звонить ей каждый день. Пусть бережет себя и не унывает. Может быть, она попросит Милдред или Клер Свон пожить у неё хотя бы несколько дней? Счастье, что Миранда как раз дома. В мыслях он все время с ней и приедет, как только представится возможность.

После продажи картины Хью пребывал в необычном состоянии духа. Он чувствовал себя как человек, который запалил длинный шнур, ведущий к бочке с порохом. Он свое дело сделал, остается только ждать взрыва. Но странное это было ожидание, и, когда ему приходило в голову, что, возможно, ничего и не произойдет, он не знал, горевать ему или радоваться. После того как он дал знать Рэндлу, что деньги будут, всякие сношения между отцом и сыном прекратились словно по молчаливому уговору.

Ему все ещё было не вполне ясно, что он сделал, какое именно преступление совершил и совершил ли вообще преступление. Он понимал, что его диковинный сын способен отчасти спутать его моральные критерии. Кроме того, его без устали подзуживала Милдред, с неожиданной твердостью уверявшая, что он должен поступить смело, отважно, благородно, невзирая на систему условностей, до того элементарно грубую, как она ему теперь внушала, что в неё просто не вмещается поступок столь необычный и по-своему прекрасный. Нельзя сказать, чтобы она его убедила, но все-таки в её словах он черпал утешение.

Совесть по-прежнему его мучила. Неужели он своими руками развратил Рэндла, обездолил Энн? Но ведь Рэндл и без того был развращен, а Энн обездолена. В новой ситуации будет по крайней мере какая-то ясность и честность. Ничего не может быть хуже, притом хуже для всех, чем Грэйхеллок, когда там находится Рэндл. Вспомнить нельзя без содрогания, как в те последние дни Рэндл сидел безвыходно в своей комнате и пил. Сплошной вред для Миранды! Раз за разом перебирая в уме эти доводы, ему иногда удавалось на какую-то минуту почувствовать себя добрым волшебником. Но потом он опять начинал все сызнова, представлял себе одиночество Энн, может быть, отчаяние Энн. Впрочем, Энн, наверно, уже давно сжилась и с одиночеством, и с отчаянием. Энн крепкая, Энн не пропадет, Энн выживет. Потом с радостным замиранием сердца, от которого умолкала его неугомонная совесть, он воображал бегство любовников. А отсюда мысли его возвращались к собственным заботам и к Эмме.

В промежутке между своим поступком и его результатом Хью намеренно не видался с Эммой. Слишком многое было поставлено на карту, и он не хотел испортить эффект от своего появления у неё в новой ситуации, заведомо созданной им самим. И ещё он не хотел, чтобы при их встрече присутствовала Линдзи, а если прийти раньше времени, Эмма с присущим ей коварством непременно так и устроит, в этом он был уверен. Относительно того, как брошенная Эмма в конце концов его примет, он почему-то не испытывал особых сомнений и страхов. Хорошо её зная, он предполагал, что его маневр скорее восхитит её, чем обидит. Он не бывал у нее, но каждый день, наслаждаясь собственным великодушием, посылал ей цветы, конфеты и письма. Она оставляла их без ответа. И вот теперь, через полтора часа после того, как ему позвонила Энн, он стоял перед дверью Эммы. Он справился по телефону, можно ли к ней прийти, и она коротко ответила: да.

— Скучаю я без своей красавицы, — сказала Эмма. — Даже разговаривать лень.

Она, видимо, не усмотрела в появлении Хью ничего из ряда вон выходящего. Ему эта сцена рисовалась совсем по-другому. Эмма не скрывала, что понесла утрату, но говорила об этом как-то брюзгливо, неохотно. Первые десять минут после его прихода она только жаловалась на свою приходящую работницу. Это было удручающе буднично. Хью не знал, что и думать.