Обещание страсти

— Это что-то новое.

— Нет, не совсем.

— А ты можешь писать? Прилично, я имею в виду.

На этот раз. Кизия не сдержалась и рассмеялась.

— Не знаю. Пытаюсь. Я вела постоянный раздел в газете под именем Мартина Хэллама. Но это не самое лучшее, что я делала. — На лице Кизии появилась озорная усмешка. Хилари взглянула изумленно.

— Что? Какое безрассудство! Ты… Господи, Кизия, как ты могла?

— Это меня забавляло. А когда мне это надоело, я перестала. И не расстраивайся так. Я никогда не писала ничего дурного о тебе.

— Нет, но ты… Я… Кизия, ты меня просто удивляешь.

Она взяла у дворецкого еще рюмку мартини и пристально посмотрела на племянницу. Девушка вела себя странно. Всегда так было, а теперь еще это.

— В любом случае глупо возвращаться в августе, — произнесла она, все еще не придя в себя. — И раздела этого больше не существует.

Кизия хмыкнула.

— Знаю, но я собираюсь обсудить вопросы, связанные с книгой.

— Книга, в основе которой слухи? — побледнев, спросила Хилари.

— Нет, конечно. Это в некотором роде политическая тема. Долго объяснять.

— Понятно. Теперь я буду дрожать… пока ты не пообещаешь не писать гадостей о моих гостях. — Хилари пришла в голову мысль, что она сама теперь сможет распустить очень забавные кое для кого слухи: «Ты знала, дорогая, что это моя племянница писала под именем Мартин Хэллам?»

— Не волнуйся, тетя Хил, я больше не пишу о таких вещах.

— А жаль, — заметила та после третьего мартини, заметно смягчившего удар.

Взяв вторую порцию чая со льдом, Кизия посмотрела на нее.

— Ты еще не видела Эдварда?

— Нет. А он здесь?

— Ты даже не знаешь?

— Нет, не знаю.

— Ты была где-то в стороне от больших дорог, правда? Так где, говоришь, ты недавно побывала? — спросила Хилари, возобновляя наблюдение за действиями Джонатана.

— В Эфиопии, Танзании. В джунглях, в раю, в аду. В обычных местах.

— Как это мило, дорогая… очень мило. Видела кого-нибудь из знакомых? — поинтересовалась Хил, слишком занятая наблюдением за Джонатаном, чтобы слышать ответ.

Но тут появился Эдвард. Встреча их была теплой, но в его обращении с ней чувствовалась настороженность.

— Никогда не думал, что увижу тебя здесь. Это было странное приветствие, после всего, что произошло, и после такой длительной разлуки.

— Я тоже не ожидала тебя здесь встретить. Она засмеялась и обняла его, что напомнило ему старые добрые времена.

— Как ты?

— А как ты находишь?

— Я всегда хотел тебя видеть именно такой: загорелой, здоровой и спокойной. «И трезвой, слава Богу», — подумал он.

— Все так. Прошло много времени. Целая вечность.

— Да, я знаю.

Он понимал, что никогда не узнает всего до конца, но был убежден: то, что с ней произошло, чуть не погубило ее.

— Ты побудешь какое-то время?

— Всего несколько дней. Я должна вернуться. Симпсон собирается обсудить со мной вопрос о книге.

— Это же отлично!

— Я тоже так считаю.

Она счастливо улыбнулась и взяла его под руку, чтобы немного пройтись.

— Пойдем, — сказал он. — Расскажи мне об этом. Давай сядем вон там, под деревьями.

Он взял с серебряного подноса еще два чая со льдом и направился к дальней беседке. Им было о чем поговорить, и впервые за много лет она была, кажется, не против разговора. Он очень скучал без нее, но время не прошло для него бесследно: он наконец понял, что она значила в его жизни и чего от нее требовать нельзя. Он старался теперь понять тех, кого любил, и примирился с ролью человека, от которого требовалось лишь понять и принять. Он чувствовал себя последним провожающим на платформе, мимо которого проносились поезда…

Впервые в жизни Кизия почти с сожалением покидала Марбелья. За время, проведенное здесь, — теперь и раньше, — она помирилась с тысячью духов, которые ее посещали, и не только Люка, но и других. Она освободилась даже от духа матери. Наконец. И теперь могла вернуться.

Это смешно, но, возвращаясь из Испании домой, она вспомнила в самолете то, что ей когда-то говорил Алехандро: «Вся эта жизнь — часть тебя, Кизия. Ты не можешь этого отрицать». И хотя она не могла уже жить той жизнью, она больше не проклинала ее. Она свободна теперь.

Кизия получила удовольствие от полета. Нью-Йорк, раскаленный и удушливый, прекрасен и полон жизни. Хилари не права. Он привлекателен даже в августе. Может быть, здесь нет сейчас важных персон, но все остальные на месте. Город жил своей обычной жизнью.

Ее никто не встречал — никаких фотографов, никого. Только Нью-Йорк. И этого достаточно. Ей так много предстоит… Сейчас поздний вечер, пятница. Она приедет домой, распакует вещи, вымоет голову и первое, что сделает утром, — отправится на метро в Гарлем. Сразу же. Она вернулась домой из Испании из-за своей книги, но еще из-за Алехандро. Это время пришло. По крайней мере для нее. Она давно собиралась… Теперь она окончательно готова. Для него. Для себя самой. Он был частью ее прошлого, с которой она не собиралась расставаться. Он нужен ей в настоящем.

А настоящее прекрасно. Она сбросила все оковы, счастлива, свободна и захвачена тем, что ждет ее впереди… Люди, места, которые надо посетить множество дел, книги — их предстоит написать. Завоеванный мир лежит у ее ног, а новые миры еще будут завоеваны. А главное, она победила себя: ей нечего больше бояться, и это самое важное. Она больше не была ничьей собственностью, она обрела себя. Навсегда.

Дни с Люком драгоценны и незабываемы, но наступят новые рассветы… серебряные рассветы, напоенные солнцем. И в этой новой жизни есть место для Алехандро — если он пожелает, а если нет, — что ж, она с улыбкой встретит полдень.