— Остановите его, кто-нибудь!
Ибо следующей жертвой я наметил самого Джона.
Я повременил, чтобы собраться с духом. Все приглушили свой взрывной смех и уставились горящими глазами на меня, требуя продолжения. Настал черед Джона. Гвозди его!
И вот я наедине с моим героем, моей любовью, моим замечательным, добрым, отменным, утонченным другом, и вот я неожиданно хватаю его за руки.
— Джон, ты знал, что я тоже один из величайших в мире гипнотизеров?
— Неужели, малыш? — засмеялся Джон.
— Э-э! — закричали все.
— Да, — сказал я. — Гипнотизер. Величайший в мире. Кто-нибудь, наполните мой стакан.
Джейк Викерс налил мне джину.
— Пей до дна! — завопили все.
— Пью, — сказал я.
«Нет», — прошептал кто-то внутри меня.
Я сжал кисти рук Джона.
— Я собираюсь загипнотизировать тебя. Не бойся!
— Тебе не напугать меня, малыш, — сказал Джон.
— Я собираюсь помочь тебе решить одну проблему.
— Какую же это, малыш?
— Твоя проблема… — Я внимательно посмотрел на его лицо и напряг мозги. — А, вот в чем твоя проблема.
У меня сорвалось с языка, я выпалил:
— Я не боюсь лететь в Лондон, Джон. Я не боюсь. Боишься ты. Ты боишься.
— Чего же я боюсь, Г. У.?
— Ты боишься парома «Дан-Лэри», который ходит ночью по Ирландскому морю по огромным волнам в мрачные шторма. Ты этого боишься, Джон, поэтому говоришь, что я боюсь летать, а на самом деле это ты боишься моря, судов, штормов и длинных ночных рейсов. Так, Джон?
— Ну, раз ты говоришь, малыш, — ответил Джон, натянуто улыбаясь.
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе с твоей проблемой, Джон?
— Помоги ему, помоги, — сказали все хором.
— Считай, что тебе помогли. Расслабься, Джон. Расслабься. Не бери в голову. Спи, Джон, тебе уже хочется спать? — бормотал я, и шептал, и возвещал.
— Ну, если ты так говоришь, малыш, — сказал Джон. Его голос не был весел, ну, может, вполовину, глаза бдительны, сжатые мною кисти рук напряжены.
— Стукните его по голове кто-нибудь! — воскликнул Джейк.
— Нет-нет, — засмеялся Джон. — Пусть продолжает. Давай, малыш, гипнотизируй меня.
— Ты уже в трансе, Джон?
— На полпути, сынок.
— Дальше, Джон. Повторяй за мной: «Это не Г. У. боится летать».
— Это не Г. У. боится летать…
— Повторяй: «Это Джон боится треклятого непроглядного ночного моря и тумана на пароме из Дан-Лэри в Фолькстоун!»
— Согласен, малыш, так и есть, так и есть.
— Джон, ты в трансе?
— Глубже, малыш.
— Когда проснешься, ничего не будешь помнить, кроме того, что ты отныне не боишься моря и перестанешь летать самолетом, Джон.
— Я не запомню ничего. — Джон закрыл глаза, но мне было видно, как под веками дергаются его глазные яблоки.
— И через две ночи, подобно Ахаву, ты выйдешь со мной в море.
— Что может сравниться с морем, — пробормотал Джон.
— При счете «десять» ты пробудишься, Джон, в отличной форме, освеженный. Один, два… пять… десять. Просыпайся!
Джон широко раскрыл свои глаза-шары и огляделся по сторонам.
— Боже мой, — воскликнул он, — вот это, я понимаю, глубокий сон. Где я был? Что случилось?
— Ладно, Джон, кончай! — сказал Джейк.
— Джон, Джон, — завопили все наперебой.
Кто-то, довольный, ущипнул меня за руку. Кто-то другой потрепал меня по голове — по голове ученого мужа, идиота.
Джон заказал всем выпивку.
Подергивая плечами, он изучал пустой стакан, затем пристально посмотрел на меня.
— Ты знаешь, малыш, я вот думаю…
— Что?
— Может…
— Да?
— Может, мне поехать с тобой на этом чертовом пароме, а, через две ночи?..
— Джон, Джон! — взревели все.
— Остановитесь! — кричал Джейк, откинувшись на спинку стула, с лицом, расколотым гримасой хохота.
Остановите.
Мое сердце тоже, если угодно.
Как прошел остаток вечера или как он завершился, я не могу припомнить. Кажется, помню, что опять пили, и ощущение безграничной власти над всеми. Я воображал, обожая свои язвительные шуточки, искусное обращение со словами, искрометность своих ответов, что я циркач, комически удерживающий равновесие на проволоке. Я не мог свалиться. Я был само совершенство и восхищение. Я — ужасно милый симпатяга марсианин.
Как обычно, у Джона при себе не оказалось наличных.
Джейк Викерс оплатил счет за всех нас восьмерых. Выходя на затуманенную, залитую дождем улицу, Джейк склонил голову набок, прищурил один глаз и просверлил меня другим.