86  

И чем глубже я погружался в армейский быт, тем реже я вспоминал и о СБА, и о Слиянии, и о своей чертовой уникальности, из-за которой все и началось.

Ты теперь в армии, сынок.

Много думать тут просто вредно.


Вообще-то согласно внутренним правилам мобильной пехоты Альянса первое место службы новобранца не должно было находиться за границами Альянса, тем более на территории потенциального конфликта, которой считалась Новая Колумбия. Тут уж просто мне повезло. Причем слово «везение» в данном случае я использую без всякой иронии.

Самый крупномасштабный несчастный случай произошел за две недели перед нашим выпуском из учебного лагеря. Отделение, которым я командовал, в составе третьей учебной роты отрабатывало штурм хорошо укрепленных позиций противника.

Мы засели в траншее и ждали приказа идти в атаку.

На холме было сооружено что-то вроде дота, оснащенного автоматическими системами огня, которые прошивали пространство над нашими головами импульсами скорострельного лазерного оружия. Поскольку офицеры не собирались угробить весь выпуск своего лагеря в полном составе, нам сообщили, что ниже полутора метров от поверхности земли прицелы оружия не опустятся и если все будут бежать пригнувшись, то ничего страшного не произойдет. Дескать, это мы даже не боевой маневр отрабатываем, а проходим чисто психологическое испытание. Нас научат не растеряться под настоящим огнем и все такое. Что-то похожее на «обкатку танками» в армии моего времени, которую, впрочем, я представлял чисто теоретически.

Мы и не растерялись.

Как только зеленая ракета взлетела в небо, одетые в легкую броню пехотинцы повыскакивали из траншеи, как чертики из табакерки, и ринулись вперед с дикими воплями.

Впрочем, никто не забывал пригнуться.

На данном этапе от нас требовалось не так уж много – надо было пробежать сто метров по пересеченной местности до следующей траншеи и дожидаться следующей команды.

Было реально страшно. Импульсы боевого лазера прошивали воздух над нашими головами, люди орали, подбадривая друг друга, и бежали, пригибая головы и не сводя глаз с огневой точки.

Наверное, со стороны это было довольно идиотское зрелище. Именно так в атаку ходили наши деды, и, когда я говорю «наши», я имею в виду людей моего времени и их дедов, которые воевали в Великую Отечественную войну. А прадеды – в Гражданскую.

Не ожидал я, что и в пятом тысячелетии война будет вестись точно такими же методами.

Пустыня, летящий в лицо песок и солдаты, бегущие в атаку. Для полного сюрреализма не хватало только прикрученных к нашим импульсным винтовкам штыков и криков «За Родину! За Сталина!».

До спасительной траншеи оставалось пробежать меньше половины расстояния, около сорока метров, когда меня посетило ощущение неправильности.

Мне сложно сформулировать точнее, ибо никогда раньше я не испытывал такого состояния. Неправильной казалась не та ситуация, в которую я попал, не эта дурацкая «психическая» атака, а…

Мое собственное положение в пространстве.

Подсознание ли это было, интуиция ли, внутренний ли голос, я не знаю. Но словно кто-то забрался внутрь моей головы и вопил, что занимать вертикальное положение мне никак нельзя. Что это неправильно. Что это смертельно опасно.

Ноги подкосились сами, не дожидаясь сознательной команды мозга. Уже падая, я выставил руки перед собой, чтобы смягчить удар.

И как только я оказался на песке, ощущение неправильности исчезло. Теперь все было так, как надо.

Опасность исчезла.

– Ложись! – заорал я своему отделению, но мало кто услышал меня сквозь канонаду учебного боя.

А спустя две секунды системы наведения скорострельной импульсной установки «Смерч» дали сбой, и веер импульсов, до этого бивший над головами бегущих солдат, ударил прямо в людей.


Учения закончились спустя несколько минут, оружие было заглушено и опечатано до прибытия экспертов, а всех уцелевших срочно отправили обратно в казармы. Как выяснилось позже, во время этого учебного штурма погибли семьдесят четыре человека. Легкая броня не защищает от импульса «Смерча». Из моего отделения не выжил никто.

Хреновый из меня получился командир.

Человек – исключительно странное животное.

До своего путешествия в Белиз я никогда не сталкивался с насильственной смертью. Я даже мертвых людей видел только по телевизору, и никогда – в реальной жизни. И сам я почитал себя если не пацифистом, то человеком, разделяющим либеральные ценности. Человеческая жизнь превыше всего и прочее в том же духе. Я даже представить себе не мог, как буду реагировать, когда вокруг меня начнут гибнуть люди.

  86  
×
×