Коллекционер

5 декабря

Ч.В.

Разум распят.

Разбогатевшими выскочками. Толпами «новых».

То, что говорит Ч.В., возмущает. Но не забывается. Остается в памяти навсегда. Жесткие, прочные слова, рассчитанные на долгую жизнь.

Целый день пишу небо. Просто провожу линию в нескольких сантиметрах от нижнего края. Это — земля. И больше не думаю ни о чем, кроме неба. Июньское небо. Декабрьское. Августовское. В весеннем дожде. В молниях. На заре. В сумерках. Написала уже с десяток небес. Только небо, больше ничего. Просто — линия, а над нею — небо.

Странная мысль: я бы не хотела, чтобы этого не произошло. Потому что, если выберусь отсюда, я стану совершенно иной, и надеюсь, гораздо лучше, чем раньше. Потому что, если не выберусь, если случится что-нибудь ужасное, я все равно буду знать, что та, какой я была, какой осталась бы, если бы этого не случилось, совсем не такая, какой я хочу быть теперь.

Как в стрельбе по тарелочкам. Тут уж не станешь думать, как бы не разбить да не испортить.

* * *

Калибан совсем притих. Что-то вроде перемирия.

Завтра попрошу его отвести меня наверх. Хочу посмотреть, правда ли он готовит для меня комнату.

* * *

Сегодня попросила, чтобы он меня связал и рот заклеил и дал посидеть перед открытой дверью. Не снаружи, нет, в подвале, на самой нижней ступеньке. Он согласился. Не сразу. И я могла смотреть вверх и видеть небо. Бледно-серое небо. Летящие птицы. Кажется, голуби. Слышала звуки извне. Впервые за два месяца — настоящий дневной свет. Живой свет. Я плакала.

6 декабря

Ходила наверх, принимать ванну, и мы посмотрели комнату, которую я займу. Кое-что он уже сделал. Собирается поискать для меня старинное виндзорское кресло. Я это кресло ему нарисовала.

Почувствовала себя почти счастливой.

Не могу успокоиться. Не могу писать. Такое чувство, будто я почти выбралась отсюда.

* * *

Вот какой разговор позволяет мне думать, что К. более нормален, чем прежде.

* * *

М. (мы стояли в моей будущей комнате). Почему бы вам просто не позволить мне пожить здесь в качестве гостьи? Если я дам вам честное слово?

К. Даже если полсотни честных и заслуженных людей, более лучших, чем меня окружают, побожились, что вы не сбежите, я б им ни за что не поверил. Никому в мире не поверил бы.

М. Нельзя же всю жизнь никому не верить.

К. Вам никогда не понять, что значит жить в одиночестве.

М. А как, по-вашему, я живу эти два месяца?

К. Ну уж тут и спору нет — о вас там многие думают. Скучают. А обо мне… Никому никакого дела нет, жив я или давно помер.

М. А тетушка?

К. Она-то…

(Долгая пуза).

К. (вдруг у него вырвалось, может быть, против воли). Вы не знаете, что вы для меня. Вы — все, что у меня есть. Если вас не будет — не будет ничего.

(И наступило великое молчание.)

7 декабря

Он купил это кресло. Принес сюда, вниз. Не хочу, чтобы оно стояло здесь. Не хочу, чтобы там, наверху, было что-нибудь отсюда. Пусть все будет совсем по-другому.

Завтра я навсегда уйду отсюда. Переберусь наверх. Вчера попросила его об этом. И он согласился. Мне не придется ждать целую неделю. Он уехал в Луис — покупать вещи для моей комнаты. Мы собираемся устроить праздничный ужин.

Последние два дня он был более приветлив, чем обычно.

Не собираюсь терять голову и пытаться бежать при первой же возможности. Разумеется, он будет следить. Не могу представить, что еще он сделает. Конечно, заколотит досками окно, запрет дверь. Но найдется какой-нибудь способ видеть дневной свет. Рано или поздно должен представиться шанс (если К. сам, по своей воле меня не отпустит) вырваться на свет.

Знаю, шанс этот будет последним. Если он меня поймает, посадит снова назад, в подземелье.

Так что я должна как следует использовать этот последний шанс.

Действовать наверняка.

Убеждаю себя, что надо готовиться к худшему.

Но что-то необычное в нем заставляет верить: на этот раз он сделает то, что обещал.

* * *

Заразилась от него насморком. Ничего страшного.

* * *

Боже мой Боже мой что мне делать убить себя что ли?

Умру от отчаяния.

К. убивает меня безнадежностью.

Я все еще здесь, внизу. Он и не собирался меня переселять.