Альковные секреты шеф-поваров

Расплав урановых стержней.

Я возвращаюсь в зал, на душе неспокойно. По крайней мере слух восстановился. Собрание заканчивается очищающей молитвой. Мы с Дороти выходим вместе.

— У тебя есть машина?— спрашивает она.

— Я только вчера прилетел. Остановился в паршивом мотеле на Шестой улице,— сообщаю я неосмотрительно.

— О боже! Действительно, паршивее некуда… Вот моя тачка.— Она прикуривает и указывает на припаркованный через дорогу новенький белый автомобиль с откидным верхом.— Давай уже смотаемся из этого района.

Мы забираемся в машину, и моя подруга дает по газам — ее нос торчит гордым клювом из-под растрепанных кудряшек.

Я провожаю взглядом череду баров на Шестнадцатой улице: соблазнительные вывески, призывно открытые двери. Слава богу, моя спутница тоже в завязке.

— Парковка в этом городе хуже смерти,— цедит она сквозь зубы, выкручивая руль и занимая освободившееся местечко. Никогда еще не видел, чтобы женщина так лихо сдавала назад.

Тротуар перегородила толпа социалистов, митингующих против войны в Ираке. Я и не догадывался, что в Америке тоже есть бунтари.

— Вся правда об оси зла!— скандирует щуплая девчушка.— Кеннеди начал Вьетнамом!

Ее напарник пихает мне в руку листовку.

— Буш кончил Ираком!— продолжает девчушка.

— Что вы говорите!— Я укоризненно качаю головой.— Вот педик бесстыжий! А еще президент.

У митингующих вытягиваются лица. Дороти морщится и увлекает меня прочь.

— Ты совсем одурел! У нас так нельзя…

— А что я такого сказал? Сан-Франциско — либеральный город. Тут должны ценить добрый каламбур. Тем более что Буш и правда похож…

— Да нет же!— перебивает она.— Ты сказал слово на «пэ».

Ах вон оно что! Свобода по-американски. Пистолеты, значит, покупать можно, а слова на «пэ» — фигушки! Ладно, в чужой монастырь… И вообще для первого дня достаточно конфузов. Буду держать язык за зубами.

Мы заходим в кофейню. Полумрак, паркетные полы, вокруг низеньких столиков мягкие кресла. Декадентская атмосфера.

— Уютное местечко,— комментирую я.

— Да, мы с Гевином… это мой бывший… в общем, часто сюда ходили.

Я задницей чую, что меня пробуют на роль аварийного парашюта. Ну что ж, мне и самому парашют не помешает. Правда, после Кей была Шеннон — слегка смягчила падение. Да и я ей, надеюсь, тоже.

Украдкой разглядывая Дороти, я удивляюсь сам себе: надо же, сижу пью кофе с девушкой. И не на работе, а просто так! В Эдинбурге такое просто немыслимо. По крайней мере не в первый день. У кофе головокружительный аромат и терпкий, приятный вкус.

Ближе к вечеру, проголодавшись, мы заходим в мексиканский ресторан на улице Валенсии, под названием «Пуэрто аллегре». Зал набит под завязку, кухня выше всяких похвал. Дороти рассказывает, что ее фамилия Камински и что по отцу она полька, а по матери латина. Гватемальская кровь.

— А ты?— интересуется она.

— Кондовый шотландец, насколько я знаю. Если и есть какая примесь, то британская или ирландская, никакой экзотики. И вообще мы в Шотландии родословными не увлекаемся. По крайней мере своими. Эмигранты — другое дело, их мы строим по полной программе.

Я вновь думаю о Кибби: таких, как он, мы тоже гнобим, потому что они на нас не похожи. Особенно изгаляются обиженные жизнью алкаши-неудачники… Но фишка в том, что у нас есть потенциал. Мы способны на большее.

Блин, до чего странно! Болтаю с девчонкой — и ни выпивки, ни наркотиков, чтобы растормозиться. Мы сидим рядом, отодвинув столик… Трезвость. Давно забытое чувство. Сколько я держусь? Сколько дней без дурманной молнии опьянения, пронзающей от затылка до кишок?

— Что-то ты притих,— замечает Дороти.

— Ты тоже.

— Давай так: сначала я скажу, о чем думаю, а потом ты.

— О’кей,— говорю я, уже догадываясь, куда она клонит.— Я думаю, что, будь мы сейчас в баре, да еще после пары кружек, я бы тебя поцеловал.

— Нежности,— мурлычет она, придвигаясь поближе.

Мне особого приглашения не надо: подаюсь вперед, наши губы встречаются. Вот как все просто, оказывается! А ведь до сих пор я был убежден, что без шести-семи стопок «Баккарди» до этой отметки не донырнуть. Столько времени псу под хвост… Когда мы всплываем, чтобы подышать, спрашиваю:

— Ну а ты о чем думала?

Дороти смотрит с хитрым прищуром.

— О том, что у тебя губы классные.