Мост

Когда-то я тут сидел вместе с Бруком. Вот на этом самом месте. Мы глядели на океан, и Брук ворчал из-за аэростатов воздушного заграждения, а потом мимо пролетели самолеты. Солнце сейчас высоко, и пустыня под ним очень яркая.

Вот и клиника доктора Джойса. А может, и нет. Не узнаю мебель. Впрочем, он же то и дело переезжал. Жалюзи, колеблемые ветром у разбитых окон, вроде те же.

Не скоро я добираюсь до заброшенных летних апартаментов семьи Эррол. Они наполовину утонули в песке. Дверь отворена, видны только верхушки все еще прикрытой чехлами мебели. Камин скрылся под песчаными волнами. Та же участь постигла и широкую кровать.

Я медленно возвращаюсь на железнодорожный уровень и там стою, гляжу на мерцающие вокруг моста пески. Под ногами валяется пустая бутылка. Я беру ее за горлышко и бросаю с яруса. Она летит по дуге, кувыркается, блестит под солнцем.

Потом налетает ветер, визжит в железных балках и обжигает меня, бичует. Заползаю в какой-то угол и смотрю, как вихрь, точно бесконечный шершавый язык, слизывает с моста шелушащуюся краску.

— Сдаюсь, — говорю.

Кажется, будто мой череп заполнен песком. Не череп, а нижняя половинка песочных часов.

— Сдаюсь, — повторяю. — Я не знаю, место или вещь. Скажи ты.

Кажется, это мой голос. Ветер крепчает. Я уже не слышу собственной речи, но знаю, что я пытаюсь сказать. Я вдруг обрел уверенность в том, что смерть обладает звуком. Это слово, которое может произнести каждый и которое может стать причиной его смерти и самой смертью. Я пытаюсь угадать это слово, но тут вдали что-то вдруг проворачивается со скрежетом, и руки поднимают меня, уносят вверх.

Уясним наконец одно, раз и навсегда: все это сон. В любом смысле этого слова. И нам обоим это известно.

Впрочем, у меня есть выбор.

Я в продолговатом гулком помещении. Лежу на кровати. Вокруг аппаратура, я под капельницей. Время от времени заходят люди взглянуть на меня. Иногда кажется, что потолок покрыт белой штукатуркой, иногда — что он из серого металла, иногда я вижу только красные кирпичи, а бывает, я смотрю на склепанные друг с другом, покрашенные в цвет крови листы стали. Наконец приходит догадка, где я нахожусь: на мосту, в одной из его полых металлических костей.

Жидкость поступает в меня через нос и выводится через катетер. Такое чувство, будто я скорее растение, чем животное, млекопитающее, примат, человек. Я — деталь машины. Все процессы в моем организме замедленны. Надо как-то выбираться: подкачать бензин в карбюратор, включить зажигание; нажать на газ?

Кое-кого тут я вроде бы знаю.

Доктор Джойс тоже здесь. Носит белый халат, делает пометки в блокноте. Уверен, что совсем недавно я видел и Эбберлайн Эррол, но лишь мельком… И на ней была форма медсестры.

Комната длинная и гулкая. Временами я улавливаю запах чугуна и ржавчины, краски и лекарств. У меня забрали выданную мне карту и шарф… То есть носовой платок.

«Ну что, идем на поправку?» — улыбается мне доктор Джойс. Я смотрю на него и пытаюсь заговорить: кто я? где я? и что со мной происходит?

Врач втолковывает мне, как очень тупому ребенку, что меня готовы лечить по новой методике. Хотите, мы попробуем? Хотите? Это может дать хороший результат. Если согласны, распишитесь вот тут.

Распишемся-подпишемся. Хотите кровью — да ради бога. Нате вам мою душу, если, конечно, таковая имеется в природе. Чего еще изволите? Как насчет транша в несколько миллиардов нейронов? Мозги в отличном состоянии, док. Владелец был очень бережлив (кгхм!). Не брал свои серые клеточки даже в церковь по воскресеньям…

Ублюдки! Это же машина!

Приходится рассказывать все, что я могу припомнить, машине, напоминающей стальной чемодан на хрупком сервировочном столике.

Дело это долгое.

Снова мы с машиной наедине. Некоторое время в комнате находились какой-то тип с землистым лицом, и медсестра, и даже старый добрый доктор, но сейчас никого не осталось. Только я и машина. Она завязывает разговор.

— Ну так вот… — говорит.

Послушайте, но ведь никто не застрахован от ошибки. Разве из этого следует, что теперь меня надо… Тьфу, на фиг, забыли. Ладно, я был не прав: виноват так виноват. Грешны, каемся. Прикажете кровью искупать?

— Ну так вот, — говорит, — под конец твои сны не врали. Последние, уже после моста. Это и вправду ты.

— Я тебе не верю.

— Поверишь.

— С какой стати?

— С такой, что я — машина, а машинам ты доверяешь. Понимаешь их, и они тебя не пугают, даже восхищают. С людьми у тебя совсем не так.