Мост

Иногда на выходных они с Андреа отправлялись в другой дом ее родителей, стоявший чуть восточнее Галлана, среди дюн на берегу залива. Дом был большой, светлый и просторный, к тому же рядом с площадкой для гольфа. Окна глядели на серо-синие воды, на далекий берег Файфа. Они гуляли по пляжу и дюнам, время от времени в каком-нибудь тихом, укромном уголке занимались любовью.

Иногда в погожие, ясные дни они уходили в дальний конец пляжа и поднимались на самую высокую дюну. Он верил, что оттуда можно увидеть верхушки трех длинных красных пролетов Форт-бриджа. Этот мост произвел на него неизгладимое впечатление, еще когда он был совсем малышом. Вдобавок мост был того же цвета, что и ее волосы, о чем он повторял ей неоднократно.

Но моста они оттуда так и не увидели.

Она сидела, скрестив ноги, на полу, водила по длинным густым рыжим локонам щеткой. Ее синее кимоно отражало свет камина. Чистые, еще не высохшие после ванны лицо, ноги и руки тоже отливали желто-оранжевым. Он стоял у окна, смотрел в заполненную туманом ночь. Ладони, точно оправа водолазной маски, были приставлены к щекам, нос прижат к холодному стеклу.

— О чем задумался? — спросила она.

Он молчал некоторое время, затем отстранился от окна, задернул коричневую бархатную штору, повернулся к Андреа и пожал плечами:

— Сплошной туман. Доехать-то можно, но ломает. Может, останемся?

Она медленно расчесывала волосы — рукой отводила пряди от наклоненной головы и терпеливо, осторожно продирала сквозь них щетку. Он почти слышал, как бродят мысли в ее голове. Был воскресный вечер. Надо бы запереть дом на взморье и возвращаться в город. Утро выдалось туманное, и они весь день ждали, когда развиднеется. Но туман только сгущался. Она позвонила родителям. Оказалось, что, если верить метеоцентру, туман и в городе, и над всем восточным побережьем. И ехать-то от Галлана всего миль двадцать, но при такой паршивой видимости это долгий путь. Андреа очень не любила ездить в тумане, а он, по ее мнению, водит слишком быстро, при любой погоде (на права он сдал — на ее машине — всего полгода назад и любил быструю езду). В этом году две ее подруги попали в аварию, обе легко отделались, но факт остается фактом. Он знал, что она суеверна: непруха любит троицу и все такое. И ее вдобавок просто не тянет возвращаться, хотя завтра утром у нее семинар.

Над поленьями в широком зеве камина играл огонь. Она медленно кивнула:

— Идет. Только я не знаю, хавка-то осталась?

— По фиг хавка. Дернуть-то есть чего? — спросил он, садясь рядом, наматывая на палец прядь ее волос и ухмыляясь.

Она стукнула его по лбу тыльной стороной ладони:

— Наркот!

Он замяукал, повалился на пол, потерся головой о ковер. Видя, что это не возымело действия — она по-прежнему спокойно расчесывала волосы, — сел опять, спиной к ножкам кресла. Посмотрел на старую радиолу:

— Хочешь, опять «Wheels of Fire» поставлю?

Она отрицательно покачала головой:

— Не-а…

— «Electric Ladyland», — предложил он.

— Лучше что-нибудь старенькое. — Она погрустнела, глядя на складки коричневых бархатных штор.

— Старенькое? — Он изобразил отвращение.

— Ага. Есть «Bringing It All Back Home»?

— А, Дилан… — Он потянулся и провел пальцами по своим длинным волосам. — Кажись, не захватили. Хотя — гляну. — (Они привезли с собой целый чемодан пластинок.) — Гм… фигушки, пролет. Еще какие будут предложения?

— Сам выбери. Из старенького. У меня ностальгия по добрым старым временам. — Она рассмеялась.

— Это сейчас добрые старые времена.

— Когда Прагу давили танками, а Париж — нет, ты совсем по-другому пел, — упрекнула она.

Он глубоко вздохнул, глядя на потрепанные конверты дисков:

— Да, знаю.

— И когда избрали этого милашку Никсона, ты тоже совсем по-другому пел, и когда мэр Дейли…

— Все, все. Что поставить-то?

— Ну пусть будет снова «Ladyland», — вздохнула она.

3азвучала музыка.

— Хочешь, съездим поедим? — спросила она.

Голода он вроде бы не чувствовал. Как и искушения покинуть уют загородного дома, нарушить интим. Да и эти посиделки в кафе… Неудобно, ведь платила каждый раз Андреа.

— Да ладно… — пробурчал он, наклонился и сдул пыль с иглы под тяжелым бакелитовым тонармом. Он уже перестал шутить насчет этой старой радиолы.

— Посмотрю в холодильнике, может, осталось что-нибудь. — Она поднялась с пола, оправила кимоно. — И в сумке вроде есть заначка.