Далеко за полночь

Через час, когда первые неясные сполохи зари коснулись холодного неба на востоке, они сели на своих лошадей и отправились через рассеивающуюся мглу в обратный путь, в сторону мертвого города и погребенной под слоем лавы церкви. Проезжая через этот застывший поток, она думала: «Ну почему его лошадь не оступится, почему не сбросит его на эти острые обломки камней, ну почему?» Но ничего не происходило. Они скакали дальше. Из-за горизонта поднималось багровое солнце.

На следующий день они проспали до часу. Одевшись, жена с полчаса сидела на кровати, ожидая пробуждения мужа, наконец он зашевелился и повернулся к ней — небритый, бледный от усталости.

— У меня болит горло, — были его первые слова.

Она молчала.

— Не надо было водой на меня плескать, — продолжал он.

Она встала, подошла к двери и собралась выходить.

— Я хочу, чтобы ты осталась, — сказал он. — Мы останемся здесь, в Уруапане, еще на три-четыре дня.

Наконец она проговорила:

— Я думала, мы поедем дальше, в Гвадалахару.

— Не будь туристкой. Ты испортила нам всю поездку к вулкану. Я хочу отправиться в обратный путь завтра или послезавтра. Пойди посмотри на небо.

Она вышла и посмотрела на небо. Оно было чистым и голубым. Вернувшись, она доложила ему об этом:

— Вулкан затихает, иногда на целую неделю. Мы можем позволить себе подождать недельку, пока он снова не начнет извергаться.

— Да, можем. Мы подождем. И ты заплатишь за такси туда и обратно, и все сделаешь как положено, и получишь от этого удовольствие.

— Ты думаешь, теперь мы еще сможем получить от этого удовольствие? — спросила она.

— Если это будет последним аккордом нашей по ездки, мы получим от этого удовольствие.

— Ты настаиваешь?

— Мы подождем, пока небо снова не затянет дымом, и вернемся на гору.

— Пойду куплю газету. — Она закрыла дверь и вышла в город.

Она шла по свежевымытым улицам, заглядывала в сверкающие витрины, с наслаждением вдыхала удивительно чистый воздух, и ей было бы так хорошо, если б не эта дрожь, непрестанная дрожь глубоко внутри. Наконец, пытаясь унять грохочущую в груди пустоту, она подошла к водителю, стоявшему возле своего такси.

— Senor, — обратилась к нему она.

— Да? — отозвался водитель.

Она почувствовала, как замерло ее сердце. Затем оно снова забилось, и она продолжала:

— За сколько вы довезете меня до Морелии?

— Девяносто песо, сеньора.

— Я смогу сесть там на поезд?

— Вы и здесь можете сесть на поезд, сеньора.

— Верно, но по некоторым причинам я не могу здесь его ждать.

— Тогда я отвезу вас в Морелию.

— Идемте со мной, мне еще кое-что надо сделать.

Такси осталось ждать напротив отеля «Де лас флорес». Женщина вошла туда одна и еще раз оглядела милый дворик, усаженный цветами, прислушалась к звукам странного голубого рояля, на котором играла девушка; на сей раз это была «Лунная соната». Она вдохнула пронзительный, кристально чистый воздух и, закрыв глаза, опустив руки, покачала головой. Она толкнула дверь и тихонько открыла ее.

«Почему именно сегодня? — спросила она себя. — Почему не в любой другой день за последние пять лет? Чего я ждала, зачем медлила?» Потому. Тысячи потому. Потому что всегда надеешься, что все снова пойдет так, как было в первый год после свадьбы. Потому что бывали моменты, теперь они случаются гораздо реже, когда он вел себя безупречно целыми днями, даже неделями, когда вам было хорошо вместе и мир был расцвечен в зеленые и ярко-голубые тона. Бывали моменты, как вчера, когда он на мгновение приоткрывал свою броню, обнажая перед ней гнездившиеся внутри страх и жалкое одиночество, и говорил: «Я люблю тебя, ты мне нужна, не покидай меня никогда, мне страшно без тебя». Потому что иногда им было хорошо поплакать вдвоем, помириться, и вслед за примирением они неизбежно проводили дни и ночи в согласии. Потому что он был красив. Потому что она многие годы жила одна, пока не встретилась с ним. Потому что ей не хотелось снова остаться одной, но теперь она знала: лучше быть одной, чем так жить, потому что не далее как вчера ночью он уничтожил ее пишущую машинку — не физически, нет, но словом и мыслью. С тем же успехом он мог бы сгрести саму жену в охапку и сбросить с моста в реку.

Она отдернула руку от двери. Словно электрический разряд в десять тысяч вольт парализовал ее тело. Плитки пола жгли ей ступни. На лице ее не осталось красок, все мысли испарились.