116  

Бедная маменька Елизавета Ивановна не знала, что и подумать. К счастью, она к этому времени успела родить второго сыночка, Митеньку, и ходила тяжелая в третий раз, так что за наследниками дело бы не стало. Если Павлушенька…

Ох, прости Господи меня, дуру!

Спаси и сохрани!

Господь спас и сохранил. Правда, вышел князь Иван Алексеевич из кабинета – краше в гроб кладут. Белый до синевы, звонкий, как заиндевевшая ледышка. Щелкни, разлетится осколками! Сказался больным, неделю из дома ни ногой. Лежал на диванчике, читал Монтеня. Лакеи дивились: пил князь, как не в себя. Хмель же бежал пьяницы, все боялся взять в охапку…

А ребеночек?

А что ребеночек? Приступы одержимости стали реже и, даже начавшись, быстро завершались. Случалось, месяцами жил Павлуша как любое роженое дитятко; было и по полгодика. В военную службу его отец записывать не стал. Сыновей много, слава богу, есть кому повоевать за Отечество. Александр Иванович – вот кто небось до генерала дослужится. И Дмитрию Ивановичу быть в генеральском чине, носить эполет с двумя звездами, с «жирной» канителью. Ну и хватит, пусть остальные молодцы по цивильной части…

Образование Павел Иванович получил отменное. Службу начал в Коллегии иностранных дел – мундир зеленый, шитье серебром. Хорош собой молодой дипломат! Начальство благоволит, от невест отбоя нет. Лови момент, княжич! А он месяц, другой, и подал рапорт: желаю, мол, послужить России за океаном…

И уехал куда подале – в российское генеральное консульство в Филадельфии.

Причина отъезда осталась для всех загадкой. Чем не угодил столичным чинам? Что брякнул невпопад? Молва прочно связала Павла Ивановича, обуянного внезапным припадком словоохотливости, графа Каподистрию, статс-секретаря Коллегии, и Александра Пушкина, которого царь за вольнодумие хотел сослать на Соловецкие острова, но передумал и назначил переводить для Коллегии с французского свод молдавских законов. Правда или нет, но вскоре после отъезда Гагарина-младшего в Америку граф Каподистрия был отправлен царем на воды в Швейцарию «для поправления здоровья», а вернее сказать, в отставку.

Пушкин же в этот год написал «Узника».

  • – Сижу за решеткой в темнице сырой.
  • Вскормленный в неволе орел молодой,
  • Мой грустный товарищ, махая крылом,
  • Кровавую пищу клюет под окном…

Четыре года, проведенные Павлом Ивановичем в «Городе братской любви»,[68] покрыты мраком. Что делал, чем занимался – бог весть. Доподлинно известно одно: в год его приезда из Филадельфии был сразу же отозван в Петербург чрезвычайный посланник и полномочный министр, действительный тайный советник Петр Полетика. Болтают, что Полетика умолял начальство об этом, ибо Гагарин по прибытии имел с ним личный разговор – и перепугал действительного тайного советника до смерти.

Няньку отпаивали хересом. Посланника – ромом.

В 1826 году Полетика издаст в Лондоне на французском языке книгу «Очерк о состоянии Соединенных Штатов Америки», подписавшись псевдонимом «Русский». В России книга так и не выйдет, категорически запрещена цензурой. А Павла Ивановича сразу по выходу «Очерка…» вернут обратно на родину, допросят на предмет «Русского» – и мигом выведут в отставку.

Сплетники увяжут эти факты друг с другом, покрутят в руках на манер кукиша – да и выбросят за ненадобностью.

На этом карьера Павла Ивановича закончилась. На семейном совете, где главенствовал князь Иван Алексеевич, было решено взять старшего сына под негласную опеку и, не дожидаясь, пока его сошлют в Сибирь, сослать куда поближе – в тамбовские имения.

– Батюшка! – после совета не сдержался Константин Иванович, человек горячий и откровенный. – Вы ведь его лечили! Чего ж совсем не вылечили?

Князь непонятно ухмыльнулся:

– Смерти моей хочешь, сынок? Не торопись, успеешь…

В провинции был Павел Иванович тих и безгласен. Неприятностей особых не доставлял, жил мирно, с соседями ладил. Приступы донимали его нечасто. Гости, делаясь свидетелями припадка, не слишком изумлялись – мало ли чудаков на белом свете? Зато хлебосол, добрая душа… Внешнее сходство с родителем тоже никого не удивляло – сын и должен походить на отца, чего уж там. Удивляло другое: казалось, сын помимо черт лица норовил подхватить от столичного батюшки и все его привычки.

Биографию тщился повторить, что ли?

Увлекся театром, в усадьбе завел труппу из крепостных; наезжая в Тамбов, волочился за актрисами. Все хотел жениться на трагических героиньках, подражавших таланту Семеновой, – оттащили за уши, запретили. Первый раз в жизни Павел Иванович кричал, ножками топал: не удержите! Не сейчас, так в старости женюсь![69] Обидевшись, в имении жил во грехе с дворянской девицей Макаровой – Елизаветой Ивановной, полной тезкой покойной маменьки Павла Ивановича. Так и звал ее: «матушка моя» – не стесняясь окружающих.

  116  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×